Нет ничего сильнее обнародованного слова.
(А.С.Пушкин)

Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов.
(И. Ньютон)

Идею нельзя запретить, идею можно победить только более мощной идеей.
(В. М. Молотов, Нарком иностранных дел СССР, 1939г.)

Неáвторская культу́ра — это традиция писателей, учёных и изобретателей отказываться от авторских прав на свои произведения. Наиболее ранними формами проявления неавторской культуры являются народные предания, фольклор. Примерами современной неавторской культуры являются литературные маски авторских коллективов, в частности литературная
группа русских поэтов девятнадцатого века «Козьма Прутков», «Николя Бурбаки» — коллективный псевдоним группы французских математиков, ВП СССР — концептуальный авторский коллектив разработчики ДОТУ (достаточно общая теория управления). Под это понятие попадают фанклубы, хэппенинги, совместное музицирование, публичные дискуссии, телеконференции, сетевые проекты с неопределенным и переменным составом участников.

Объединение «Радиоэлектроника» относит себя к неавторской культуре

Особенности неавторской культуры:

  • доступность достижений общества (произведений искусств, науки, проектно-конструкторской мысли и т. п.) всем и каждому, что необходимо для личностного развития людей в процессе освоения ими достижений культуры прошлого и её преемственного развития;
  • свобода от барьеров, создаваемых законодательством (законы об авторских и смежных правах);
  • отсутствием чёткого деления на потребителей и творцов информации;
  • отсутствие проблемы разграничения авторства;
  • коллективная деятельность, как более эффективная в отличие от индивидуальной;
  • возможность для специалистов из различных областей более широкого раскрытия темы;
  • тандемный принцип, когда авторы с различными воззрениями на один предмет путём обсуждения приходят к единому мнению;
  • практически исключает труды ради получения субъективных выгод (учёной степени, бонусов от участия в конкурсах, материальной выгоды от продажи книг и т.д.), а иногда даже паразитных и злонамеренных целей. Таким образом, неавторская культура препятствует карьеризму, сводя к минимуму графоманство и «творчество» ради должности и прочей наживы;
  • на первый план выходит не автор, а информация, соответственно практика «продажи» регалий и именитости автора не актуальна при свободном доступе к открытой информации;
  • способствует повышению качества информационного продукта при его открытости и доступности — плоды творчества глубже и объективнее;
  • снижение материальных затрат при публикации и продвижении;
  • неавторский информационный продукт открыто презентуется и позиционируется без опасений его использования конкурентами;
  • создаёт стимулы для авторов;
  • исключает присваивание научных и культурных ценностей для торможения прогресса;
  • конкуренция так таковая лишается смысла и превращается в сотрудничество, в кооперацию, в специализацию по направлениям и в итоге в развитие.

Юридический аспект неавторской культуры

Принципы неавторской культуры отличаются от традиционного подхода к авторскому праву, при котором ограничивается свобода копирования произведений. В неавторской культуре обычно не используется лицензирование работ. Юридически такие работы могут классифицироваться, как общественное достояние.[*]

[*] Общественное достояние — это совокупность творческих произведений, авторские права на которые истекли или никогда не существовали. Также «общественным достоянием» иногда называют изобретения, срок патента на которые истёк. Распространять и использовать общественное достояние могут все без ограничений.

Произведения, перешедшие в общественное достояние, могут свободно использоваться любым лицом без выплаты авторского вознаграждения. При этом должно соблюдаться право авторства, право на имя и право на защиту репутации автора.

Сроки и порядок перехода произведения в общественное достояние в разных странах несколько отличаются. На произведение, являющееся общественным достоянием в России, может действовать копирайт в США, и наоборот. В большинстве европейских стран переход в общественное достояние предусмотрен по истечении 70 лет после смерти автора или через 70 лет после опубликования произведения.

Может использоваться специфический открытый копирайт, как в случае с авторским коллективом ВП СССР

© Публикуемые материалы являются достоянием Русской культуры, по какой причине никто не обладает в отношении них персональными авторскими правами. В случае присвоения себе в установленном законом порядке авторских прав юридическим или физическим лицом, совершивший это столкнется с воздаянием за воровство, выражающемся в неприятной «мистике», выходящей за пределы юриспруденции. Тем не менее, каждый желающий имеет полное право, изходя из свойственного ему понимания общественной пользы, копировать и тиражировать, в том числе с коммерческими целями, настоящие материалы в полном объёме или фрагментарно всеми доступными ему средствами. Изпользующий настоящие материалы в своей деятельности, при фрагментарном их цитировании, либо же при ссылках на них, принимает на себя персональную ответственность, и в случае порождения им смыслового контекста, извращающего смысл настоящих материалов, как целостности, он имеет шансы столкнуться с «мистическим», внеюридическим воздаянием.

Объединение "Радиоэлектроника и робототехника" присоединяется к данному открытому копирайту.

О запретительстве

Запрещать ничего нельзя, вообще ничего нельзя запрещать, кроме вещей, которые носят чисто криминальный характер, и законодатели к этим явлениям так и относятся: как к криминалу. Что касается всяких других проявлений негативного характера, но не попадающих под раздел криминала, то с ними можно бороться только одним способом: противопоставить им более основательную и более ярко изложенную точку зрения.

Президент России В. В. Путин http://news.kremlin.ru/transcripts/46951

Дополнительный материал по неавторской культуре

Если бы море стало чернилами для слов моего Господа, то море иссякло бы до того, как иссякли бы Слова моего Господа, даже если бы Мы принесли в помощь ему такое же море.
(Коран 18:109)

Все человеческое развитие является производным. Мы стоим на плечах ученых, художников и ремесленников, которые нам предшествовали. Мы занимаем и развиваем то, что они сделали; необязательно как паразиты, а просто как следующее поколение. Это лежит в основе того, что мы знаем как прогресс.
(судья Хью Ладди)

Знания не имеют авторства, они принадлежат всему человечеству.
(?)

Труд учёного — достояние всего человечества, и наука является областью наибольшего бескорыстия.
(Максим Горький)

Никакая армия не сравнится с силой идеи, время которой пришло.
(В. Гюго)

Ничто не может остановить Идею, время которой пришло.
(Бодо Шефер)

Величко М. В. -- Роль авторского права
Величко М. В. -- Роль авторского права
Вассерман А.-- Авторское право убьёт прогресс
Вассерман А.-- Авторское право убьёт прогресс
Авторское право от Lee Kei @proektKOZA
Авторское право от Lee Kei @proektKOZA
Артёмова Ольга -- Эволюция неравенства
Артёмова Ольга -- Эволюция неравенства
Транзистор. Некрасивая история
Транзистор. Некрасивая история
Зазнобин В.М. О копирайте ВП СССР
Зазнобин В.М. О копирайте ВП СССР
previous arrow
next arrow
Величко М. В. -- Роль авторского права
ВоспроизведениеPlay
Величко М. В. -- Роль авторского права
Вассерман А.-- Авторское право убьёт прогресс
ВоспроизведениеPlay
Вассерман А.-- Авторское право убьёт прогресс
Авторское право от Lee Kei @proektKOZA
ВоспроизведениеPlay
Авторское право от Lee Kei @proektKOZA
Артёмова Ольга -- Эволюция неравенства
ВоспроизведениеPlay
Артёмова Ольга -- Эволюция неравенства
Транзистор. Некрасивая история
ВоспроизведениеPlay
Транзистор. Некрасивая история
Зазнобин В.М. О копирайте ВП СССР
ВоспроизведениеPlay
Зазнобин В.М. О копирайте ВП СССР

Генри Форд

Современное копирайтное законодательство даёт авторской культуре метод присваивания культурных ценностей и ограничивает доступ к ним широкой общественности, тем самым затрудняя и замедляя технический прогресс.

 

Примером такого негативного действия системы может служить процесс Зельдена, в котором автомобильный трест воспользовался патентом Зельдена с целью запугать и заставить отказаться Генри Форда от своего дела. Об этом Г.Форд пишет следующее:

<<На нашем пути всё же встречались тернии. Ведение дела затормозилось грандиозным судебным процессом, поднятым против нашего Общества («Форд моторс») с целью принудить его при-соединиться к синдикату автомобильных фабрикантов. Последние исходили из ложного предположения, что рынок автомобилей ограничен, и что поэтому необходимо монополизировать дело. Это был знаменитый процесс Зельдена. Расходы на судебные издержки достигали иногда для нас весьма крупных сумм. Сам, недавно скончавшийся Зельден, имел мало общего с упомянутым процессом, который был затеян трестом, желавшим при помощи патента добиться монополии. Положение сводилось к следующему:

Георг Зельден заявил ещё в 1879 году патент на изобретение, охарактеризованное следующими словами: «постройка простого, прочного и дешёвого уличного локомотива, имеющего небольшой вес, легко управляемого и достаточно мощного, чтобы преодолевать средние подъёмы.» Эта заявка была законно зарегистрирована в департаменте привилегий под входящим номером, пока в 1895 году по ней не был выдан патент. В 1879 году при первоначальной заявке никто ещё не имел понятия об автомобиле, в момент же выдачи патента самодвижущиеся экипажи давно уже были в ходу.

Многие техники, в том числе и я, занимавшиеся много лет проектированием автомобилей, с изумлением узнали в один прекрасный день, что разработка самодвижущегося экипажа защищена патентом много лет тому назад, хотя заявитель патента указал только идею и ничего не сделал в смысле её практического осуществления>>.

(Г.Форд, “Моя жизнь, мои достижения”,
гл. 3. “Начинается настоящее дело”)

Г.Форд выиграл процесс, и потому в истории есть автомобильная фирма «Форд моторс». С той поры дело “защиты” «авторских и смежных прав» продвинулось гораздо дальше.

Художественный фильм «Человек в белом костюме», Великобритания, 1951

Эксцентричный изобретатель Сидни Стрэттон работает на текстильной фабрике. Однажды ему удается создать нечто необыкновенное. Новая ткань, изобретенная им, не рвется, не мнется, не изнашивается и да же не пачкается. Конкуренты начинают за ним охоту.

Фильм о роли авторского права и судьбе прогрессивных изобретений в капиталистическом обществе.

Чел в БелКостюие-01
Чел в БелКостюие-02
Чел в БелКостюие-03
Чел в БелКостюие-04
Чел в БелКостюие-05
Чел в БелКостюие-06
Чел в БелКостюие-07
Чел в БелКостюие-08
Чел в БелКостюие-09
Чел в БелКостюие-10
Чел в БелКостюие-11
Чел в БелКостюие-12
Чел в БелКостюие-13
Чел в БелКостюие-14
Чел в БелКостюие-15
Чел в БелКостюие-16
Чел в БелКостюие-17
Чел в БелКостюие-18
Чел в БелКостюие-19
Чел в БелКостюие-20
Чел в БелКостюие-21
Чел в БелКостюие-22
Чел в БелКостюие-23
Чел в БелКостюие-24
PlayPause
previous arrow
next arrow

Хорошие художники копируют, великие художники крадут.
(Пабло Пикассо)

Хороший композитор не подражает, он ворует.
(Игорь Стравинский)

Незрелые поэты подражают, зрелые художники крадут.
(Т. С. Элиот)

Поэзию можно создать только из других стихотворений; романы из других романов. Все это было намного яснее до ассимиляции литературы в частное предприятие.
(Нортроп Фрай) 

Если бы море стало чернилами для слов моего Господа, то море иссякло бы до того, как иссякли бы Слова моего Господа, даже если бы Мы принесли в помощь ему такое же море.
(Коран 18:109)

Интервью сайту Правда.ру 27.06.2002 контент-редактора журнала «Мир Интернет» и одного из учредителей общественной инициативы iFREE(1) Александра Сергеева «У НАС ХОТЯТ ОТОБРАТЬ СВОБОДУ, ЧТОБЫ ПОТОМ ЕЁ НАМ ЖЕ И ПРОДАВАТЬ…»

[1] По первым буквам: Information Free — информация, освободить.

Контент-редактор журнала «Мир Интернет» и один из учредителей инициативы iFREE Александр Сергеев родился в 1968 году. Учился на физфаке. Долгое время программировал, занимался геоинформационными системами (ГИС), системным программированием. К 1998 году исчерпал к этому делу интерес и переориентировался на компьютерную журналистику. Был замместителем главного редактора журнала BYTE/Россия, сейчас — контент-редактор журнала «Мир Internet». Помимо основной работы активно занимается научной популяризацией, преимущественно в сфере астрономии. В последнее время перевел две книги по астрономии. Много лет преподает в Юношеской Астрономической Школе (ЮАШ) в Санкт-Петербурге, в которой сам учился 20 лет назад. С 2000 года руководит ею. «Мне всегда интересно копаться в вопросах, где недоразумения и стереотипы заслоняют реальность и здравый смысл, — говорит Александр. — Очень интересуюсь, например, феноменом псевдонауки — насколько мне известно, никто его как следует не изучал. По этой же причине внимательно слежу за всем, что происходит в сфере авторского и, шире, информационного права. На мой взгляд, это сейчас самая лучшая тема для любителей парадоксов. И к тому же очень актуальная…»

В частности, инициатива iFREE призвана «привлечь внимание к проблеме свободы информации и напомнить о том, что это свобода для каждого из нас». Присоединиться к инициативе могут все желающие — частные лица и организации, печатные и электронные СМИ. Авторы инициативы уверены, что в существующем виде копирайт и авторское право представляют самую серьезную угрозу культуре в эпоху информационного общества. «Под предлогом защиты интересов автора распространение информации во всех ее проявлениях искусственно ограничивается почти непреодолимыми финансовыми или правовыми барьерами, — говорится в Манифесте iFREE — В результате само творчество вне корпоративных рамок, дающих юридическую и финансовую поддержку, обречено быть либо незаконным, либо маргинальным».

— Что послужило толчком к возникновению инициативы iFREE — было ли это какое-то конкретное событие или общее впечатление неблагополучия?

— Впечатление неблагополучия не покидает меня с 1997 года. Именно тогда я осознал, что законодательство об авторском праве носит дискриминационный характер. С тех пор я неоднократно выступал с критикой существующей концепции авторского права, которое накладывает на свободу обмена информацией слишком серьезные ограничения. Они нарушают нормальное течение культурных процессов и приводят к тому, что многогранная и сложная культура подменяется более или менее изощренными системами манипулирования массовыми вкусами.

Непосредственным толчком к инициативе iFREE послужила Будапештская инициатива BOAI — Budapest Open Access Initiative. С подачи соросовского Института «Открытое общество» предпринимается попытка сделать общедоступной информацию, публикуемую в научных журналах, доступ к которой сейчас преграждают неимоверные подписные тарифы, исчисляемые многими тысячами долларов.

Я понял, что проблема ограничений свободы информации волнует не только меня, нужно просто привлечь к ней внимание людей.

— Копирайту, как явлению нет еще и трехсот лет (если считать от Статута королевы Анны 1710 года), а его уже объявили «главной угрозой культуре в эпоху информационного общества». Не слишком ли сильное утверждение?

— На самом деле Статут королевы Анны — не первый шаг в развитии копирайта. За полтора столетия до него, в 1557 году, появился Статут королевы Марии, о котором редко вспоминают. Он вводил монопольное право печатников на тиражирование однажды выпущенные произведения, если они прошли цензуру. Это был копирайт в чистом виде без всякой примеси авторских прав. Права автора и Статут королевы Анны возникли как результат борьбы авторов за свои интересы.

Теперь об угрозе культуре. Авторское право закрепляет принципиальное разделение всех людей на авторов и потребителей культуры. Но такое разделение противоречит современным тенденциям развития искусства и науки. Конечно, традиционные формы сугубо авторского творчества сохранятся, но на их фоне все большее значение приобретает совершенно иная, неавторская культура. Это фанклубы, хэппенинги, совместное музицирование, публичные дискуссии, телеконференции, сетевые проекты с неопределенным и переменным составом участников.

Неавторская культура существовала всегда, например, в форме фольклора. Ее главное отличие от авторской культуры — отсутствие строгого деления на потребителя и автора. Здесь скорее есть участники и лидеры. С появлением книгопечатания, звукозаписи, радио, телевидения неавторская культура была отодвинута на задний план, поскольку только профессиональные авторы и редакторы могли надлежащим образом организовать дорогостоящую печатную площадь и не менее дорогое эфирное время.

Интернет открывает совершенно новые возможности для развития неавторской культуры. Но за 500 лет, прошедшие после Гутенберга и особенно в XX веке мы почти забыли о ее существовании. Современное копирайтное законодательство дает авторской культуре огромное преимущество перед неавторской. Оно дает эффективный метод присваивания культурных ценностей и ограничивает доступ к ним широкой общественности.

Но будущее именно за неавторской культурой. И не надо думать, что неавторская культура обязательно будет маргинальной. Профессиональное авторство сформировалось лишь в ответ на вызов книгоиздателей. Доминирующая форма взаимодействия с культурой меняется. После эпохи вещания она вновь возвращается к общению. И это обязательно должно отразиться на юридических нормах, регламентирующих деятельность в сфере культуры. В первую очередь на авторском праве — главном препятствии, стоящем на пути неавторской культуры.

— На постсоветских просторах копирайту еще не было случая разгуляться. Но вот в России готов, кажется, аналог Digital Millennium Copyright Act 1998 (DMCA) — поправки к Закону РФ «Об авторском праве и смежных правах». В законопроекте о поправках — и ответственность за обход технических средств защиты авторских и смежных прав, и запрет на изготовление и распространение устройств, используемых для обхода или облегчения обхода средств защиты… Да и еще много чего. А если поправки примут?

— Если поправки примут, то законодательство у нас будет еще хуже, чем в Америке, где по части свободы распространения информации уже приближается к уровню, характерному для тоталитарных государств. Кстати, в США уже обсуждается следующий законопроект — о запрете производства и продажи аппаратуры и программного обеспечения, не оснащенных встроенными средствами контроля авторско-правовой информации.

Многообразие видов информационной деятельности и информационных отношений безгранично. Любой из них кому-то может оказаться кому-то невыгодным. Если у соответствующего лобби достаточно сил, эту деятельность запрещают. А вот лобби свободы часто оказывается слабее. Свобода теряется понемногу, почти незаметными порциями. Каждая из них в отдельности выглядит несущественной. Но ведь капля камень точит.

Вот недавно пришло сообщение — некоторые компании пытаются через суд запретить ставить ссылки не на первые страницы своих сайтов, поскольку это может создавать у посетителя несколько иное впечатление от ресурса, чем планировал автор, создавая веб-сайт. Даже в советское время никому не приходило в голову запретить ссылаться на определенные страницы книг. Но вот кому-то эта практика не выгодна.

Вообще чем больше запретов, тем больше на них можно сделать денег. Схема очень простая и известна со времен инквизиции — вводим новый публичный запрет — моральный, юридический, политический, — а потом начинаем продавать индульгенции.

— Поговорим о политической составляющей проблемы. Государство пытается взять Интернет под контроль. Вряд ли это для неукоснительной защиты чьих-то авторских прав…

— Да, проблема свободы информации не ограничивается проблемой авторских прав. После терактов 11 сентября во всем мире наблюдается тенденция к ограничению свободы распространения информации. Вот, например, в российской Государственной Думе готовится к принятию закон о противодействии экстремизму. Статья 13 этого закона фактически запрещает немодерируемые чаты и форумы в Интернете. Цель заявляется благая — помешать экстремистам пропагандировать свои идеи в Интернете.

На практике эта статья как раз будет на руку экстремистам. Остановить распространение информации в Интернете практически невозможно. Зато сколько будет шуму, а значит, и рекламы вокруг каждой попытки запрета. Помните, как получилось с попыткой заблокировать сайты оппозиции перед президентскими выборами в Белоруссии. Некоторые трудности им, конечно, создали, но зато обеспечили отличный пиар за государственный счет.

То же самое будет и с экстремистами. Сейчас их сайты малопосещаемы. Если они начинают хозяйничать в каком-нибудь форуме, нормальные люди оттуда уходят, либо вступают в полемику, осуществляя тем самым контрпропаганду. В традиционных СМИ читатель пассивен и вынужден молча воспринимать всю транслируемую ему информацию. Но в Интернете у каждого есть выбор и возможность вмешаться. Желание навязать обязательное модерирование говорит только о том, что законодатели не доверяют своему собственному народу.

Результатом станет закрытие ресурсов, чьи создатели не могут позволить себе модерирование — это довольно затратное дело. А рискнувших оставить у себя место для свободных дискуссий можно будет легко «подставить», накидав в форум экстремистских заявлений и подав жалобу, куда следует. Такая практика даже сейчас в ходу, только цели поскромнее — разогнать постоянную аудиторию конкурирующего ресурса. А тут появится замечательная подмога со стороны государства.

В подавляющем большинстве случаев граждане могут сами выяснить между собой отношения в Сети. Но всегда есть люди, которые, как дети, готовы из-за любой ерунды бежать к воспитательнице-государству: «Марьиванна! А он обзывается!» Да, такие люди есть, но государство не должно идти у них на поводу, не должно поддаваться на провокации. Настоящим экстремистам только того и надо, чтобы им запретили высказываться в Интернете. Это будет их самая крупная победа — их запрещают, значит, их боятся, значит, признают их силу.

Государство вводит регулирование Интернета, ссылаясь на необходимость борьбы с преступностью. Но всегда нужно ставить вопрос, до какой степени допустимо ограничивать права всех людей ради того, чтобы легче было пресечь деятельность отдельных преступников. Очень часто ущерб для общества от таких ограничений выше, чем от пресеченных благодаря им преступлений.

— Что Вы в целом понимаете под «свободой информации»? Какие ограничения здесь допустимы, какие — нет?

— Это самый сложный вопрос. Сфера информационного права — это территориякомпромиссов. Здесь нет заведомо правильных или вечных норм. Принимая любое решение нужно учитывать текущие обстоятельства. Взять, например, все то же авторское право. Если бы не оно, мы бы, возможно, и не имели бы современного Интернета. Для своего времени это была прогрессивная и эффективная система стимуляции развития культуры. Но теперь — это тормоз.

Точно также и с другими информационными свободами. Противоречивый характер информационного права обнаруживается в таких основополагающих документах, как Всеобщая декларация прав человека и Европейская конвенция по правам человека. С одной стороны, признается право каждого человека на уважение частной жизни и тайны корреспонденции, то есть право ограничивать распространение своей информации. С другой — гарантируется свобода выражения своего мнения, поиска, получения и распространения информации любыми средствами.

Понятно, что в предельно общей трактовке эти две нормы противоречат друг другу. Поэтому в каждый момент общество принимает решение о том, где и как правильнее провести между ними границу.

А вот еще одно важное и интересное соображение. Согласно упомянутым фундаментальным правам информация в идеале может быть лишь конфиденциальной или общедоступной. Конфиденциальная информация доступна только поименно известному кругу лиц, несущих ответственность за ее разглашение; общедоступная — открыта для всех. Такое положение вещей лично я склонен называть идеальной свободой информации.

На практике от идеала приходится отступать, что выражается в появлении различных промежуточных форм ограниченно доступной информации. Это материалы для служебного пользования, интеллектуальная собственность, информация, собранная в результате оперативно-розыскных мероприятий.

Надо стремиться к тому, чтобы такой ограниченно доступной информации становилось по возможности меньше. Если информация конфиденциальна, она должна быть действительно надежно защищена, а если общедоступна — то без всяких ограничений. Конечно, идеал недостижим, но это еще не значит, что к нему не надо стремиться.

— Развитие технологий, на Ваш взгляд, будет способствовать свободе информации или наоборот, стоит ожидать появления более эффективных средств контроля?

— Я думаю, буде происходить и то, и другое. Средства защиты конфиденциальной информации будут совершенствоваться и утечки, по крайней мере, по техническим причинам будут происходить реже. Вместе с тем, контролировать информацию, ставшую сколько-нибудь публичной, будет все труднее. Единственный действенный способ для этого — создание репрессивного тоталитарного государства. В противном случае авторское право и другие ограничительные системы будут отступать под давлением массового гражданского неповиновения. По сути, такими глобальными акциями гражданского неповиновения являются, с одной стороны, пиринговые сети для обмена MP3-файлами, а с другой, — применение сильного крипто, неподдающегося взлому со стороны спецслужб.

— Каким Вам видится компромисс между авторами, владельцами авторских прав (корпорациями) и зрителями-читателями-слушателями-пользователями (публикой)?

— Лично мне? Я вижу множество разных вариантов. Например, для начала, можно просто сократить срок охраны авторских прав. Сейчас они охраняются 50 лет после смерти автора, и в ближайшее время этот срок хотят увеличить до 70 лет. Почему при ускоряющемся темпе жизни и культурного обмена, когда время активной жизни произведения на рынке постоянно сокращается, срок охраны авторских прав наоборот увеличивается? Ответ: исключительно для того, чтобы владельцы особенно удачных произведений смогли получить сверхприбыль — обычную-то прибыль они получают в первые месяцы продаж.

И вот, для того, чтобы очень немногие авторы (а точнее, фирмы, выкупившие авторские права) могли получать сверхприбыли, распространение всех остальных произведений тоже держится под запретом. Почему бы не установить срок охраны авторских прав в несколько лет после публикации? Настолько ли велики будут при этом потери авторов, насколько велики приобретения общества?

Это один вариант. Другой способ нам подсказывает пример науки. Здесь авторы очень редко получают гонорары за свои публикации. Однако они нормально существуют (к сожалению, не в России) на профессорские ставки, гранты, стипендии. Все это вполне возможно и в художественной культуре. Вот другой вариант.

Большинство музыкантов и сейчас больше зарабатывают выступлениями, а не продажей записей. Бешеные гонорары за выпуск CD — удел немногочисленных раскрученных звезд. Вы уверены, что закон должен создавать благоприятную среду для звезд ценой тотальных ограничений на доступ к культурному наследию?

В перспективе я вижу значительное уменьшение роли автора. Ему на смену идет новый тип культурного деятеля, для которого еще нет устоявшегося общепринятого названия. Я пользуюсь термином провайдер доступа к культурной среде или, короче, культурный провайдер. Это своего рода сталкер культуры. Сильная охрана авторского права скорее мешает ему, чем помогает. На жизнь он зарабатывает не переизданием мертвых произведений, написанных в прошлом веке, а опытом живого приобщения к культуре, который он может подарить каждому, кто встречается с ним — в концертном зале, в студии, в журнале, в онлайне. Как и положено провайдеру, он оказывает людям услуги, помогая им здесь и сейчас приобщиться к быстро меняющейся культуре. И этими услугами он вполне сможет заработать себе на жизнь не хуже, чем это делают врачи, юристы и педагоги.

— Пока одни борются за свободу информации, другие закручивают гайки. Вот на Украине Агентство по авторским и смежным правам осуществляет с начала этого года мониторинг телепространства, фиксируя факты неправомерного использования тех или иных произведений, но недавно руководство Агентства заявило, что мониторинга недостаточно, «нужны широкомасштабные меры». Ваш прогноз относительно «победителей» и «побежденных» в этой борьбе?

— Если Агентство осуществляет мониторинг в интересах, по поручению и на деньги держателей авторских прав, то против этого ничего нельзя возразить. Все по правилам. Другое дело, если Агентство создано государством или им финансируется. В таком случае явно имеет место нарушение. По закону бремя защиты авторских прав лежит на правообладателях и защита их интересов за государственный счет — это, безусловно, нецелевое использование бюджетных средств. Во многих случаях сам правообладатель не станет защищать свои права, и сквозь пальцы будет смотреть на некоторые нарушения, которые не оказывают существенного влияния на его бизнес. Благодаря этому незначительные нарушения авторских прав не приводят к серьезным проблемам в бизнесе. Правообладателю просто недосуг воевать из-за мелких нарушений его прав. Для защиты нарушенных прав у него должны быть воля и средства. И это нормально. Это один из элементов баланса в сфере информационного права. Попробуйте провести небольшой мысленный эксперимент, представьте, что авторские права волшебным образом стали выполняться с неукоснительностью закона природы. Знаете, какие будут последствия? Немедленный крах всей экономики. Таких организаций, которые бы безупречно соблюдали законодательство об авторских правах, практически не существует, ни у нас, ни на Западе. Но даже если вы ничего не нарушаете, то наверняка пользуетесь устройствами или продукцией, созданной с нарушением авторских прав. Вы читали в популярных книжках по физике, что случится, если вдруг исчезнет трение? Перестанут зажигаться спички, у машин откажут тормоза, начнут рушиться горы… Короче, светопреставление. Вот, то же самое произойдет и с обществом, если полностью исчезнут все нарушения авторского права. И все же инженеры борются за снижение трения в механизмах, а юристы за соблюдение авторских прав в бизнесе. И пока дело касается только бизнеса, в этом нет ничего предосудительного. Но сейчас бизнес выходит за свою территорию в вторгается в сферу интересов частного человека. Он видит конкурента не только в другом бизнесе, но и в каждом своем клиенте. Сейчас на рассмотрении в Конгрессе США находится законопроект, разрешающий владельцам авторских прав взламывать харекскими приемами компьютеры, обменивающиеся файлами в популярных у интернетчиков файлообменных сетях. Вот это уже смахивает на поливание дорог машинным маслом. К файлообменным сетям в мире подключены миллионы людей. Здесь каждый может обмениваться с каждым своими файлами. И, конечно, передаются здесь далеко не только лицензионно чистые материалы. Но это частный информационный обмен и вмешательство в него — это навязывание всему обществу правил, которые когда-то были разработаны в интересах бизнеса. То есть у нас хотят отобрать свободу, чтобы потом ее нам же и продавать. Тут надо четко разобраться. Я не призываю нарушать действующее законодательство в области охраны авторских прав. Закон, коли уж он принят, надо выполнять. Другое дело, хороший ли это закон, и не стоит ли его изменить. И уж во всяком случае, его не надо усугублять.

— Расскажите о развитии инициативы iFREE в ближайшем будущем и в отдаленной перспективе.

— Инициатива iFREE не исчерпывается публикацией манифеста на сайте. Это не одномоментная акция. В «Мире Internet» мы будем регулярно публиковать материалы в поддержку свободы распространения информации, отмечая их логотипом iFREE. Причем, они будут касаться не только вопросов копирайта, но и других ограничений свободы информации. Эти материалы можно будет свободно распространять при условии сохранения логотипа и ссылки на манифест. Будут публикации и в других СМИ.

 

Самое главное сейчас — преодолеть стереотип естественности и абсолютности авторского права. Многие ошибочно считают, что права автора на свое произведение являются не результатом выраженного в законе общественного компромисса, а имеют какое-то высшее, сакральное происхождение. Если число людей, которые адекватно понимают проблемы авторского права будет расти, то со временем они найдут способы влияния на ситуацию.

Анатолий Вассерман по поводу копирастов, Цитата из книги «Скелеты в шкафу истории». На плечах гигантов

У Вас в телефоне рингтон из модного шлягера? Вам позвонили, когда Вы на улице или в магазине? Поздравляю: Вы – преступник. Согласно букве части 4 Гражданского кодекса, Вы распространили среди неопределённого круга потребителей произведение, право копирования которого защищено.

Правда, Моцарт или Бах на Вас в суд не подаст: их творения за давностью лет обрели статус общественного владения. Зато может обидеться исполнитель, чья запись хранится в Вашем телефоне: его права (как говорят юристы, смежные) также защищены.
Через пару месяцев можно будет невозбранно слушать Шаляпина. Он умер 1938.04.12 (когда звукозапись уже давала вполне пристойные результаты), а в большинстве стран, включая Россию, право на копирование защищается всего 70 лет после смерти создателя.

Но в Соединённых Государствах Америки срок давности недавно продлён до 90 лет – и через ВТО это продление усиленно навязывается остальному миру. Того и гляди, фонограммы графа Льва Николаевича Толстого, умершего 1910.11.10, тоже угодят под запрет.

Инициатором наращивания срока посмертных притязаний уже пару раз выступала Walt Disney Company. 

Уолтер Элайас Дисней умер 1966.12.15, а сувениры с Микки Маусом всё ещё приносят компании едва ли не больше, чем все её новые фильмы вместе взятые.

Идея посмертного воздаяния за творчество родилась задолго до Диснея. Первым её лоббировал Ной Уэбстер (1758.10.16–1843.05.28): создатель знаменитого «Американского словаря английского языка» был чадообилен. Правда, он добился от Конгресса всего 14 лет прокорма детей своими гонорарами: в рамках пуританской этики каждый должен рано или поздно заняться самостоятельным трудом, дабы лично выяснить, благосклонен ли к нему Бог.

Уэбстер опёрся на мощный фундамент. Конституция Соединённых Государств Америки, принятая ещё 1787.09.17, гласит: «Раздел 8. Конгресс имеет право: … 8) поощрять развитие наук и ремёсел, обеспечивая на определённый срок авторам и изобретателям исключительное право на их произведения и открытия».

Увы, далеко не каждый автор и изобретатель способен по совместительству стать ещё и производителем, и торговцем. Право копирования отделилось от авторского права ещё в античные времена. Чаще всего творцы продают свои детища профессионалам по части тиражирования и сбыта. Основная часть пирогов и пышек распределяется по известной американской поговорке: «Доллар тому, кто придумал; десять тому, кто сделал; сто тому, кто продал».

Но совершенствование технологий сокращает затраты на изготовление. Многие объекты культуры – книги, музыка, кино – сейчас и вовсе можно копировать цифровым способом, без приложения человеческих усилий. В скором будущем список может пополниться. Так, уже создаются трёхмерные принтеры, способные создать из быстротвердеющих полимеров практически любое изделие, не особо критичное по части прочности. Значит, роль творцов будет расти. Должны ли соответственно расти ограничения права копирования?

Чтобы написать книгу, нужно прочесть десятки – начиная с букваря. Чтобы книгу прочёл хоть кто-то, кроме самых снисходительных родственников, счёт усвоенного должен идти на сотни. В истории же остаются труды, чьи авторы вдумывались и вживались во многие тысячи творений предшественников.

Сэр Айзэк Ньютон сказал «Если я видел дальше других, то только потому, что стоял на плечах гигантов» в пылу спора о приоритетах: его основной конкурент Роберт Хук был низкорослым. Хук работал демонстратором Королевского Общества: ему надлежало еженедельно показывать почтенным академикам какое-нибудь новое явление. Понятно, он оказался причастен к большинству великих открытий своей эпохи. Увы, только правило ut tensio sic vis (каково растяжение, такова и сила – упругая деформация пропорциональна напряжению) вошло в историю как Закон Гука. Ньютон, возглавив Общество, истребил в его архивах не только представленные Хуком тексты, но даже его портреты.

Как часто бывает, формулировка оказалась умнее своего автора. Человек отличается от прочих животных прежде всего способностью усваивать чужой опыт не только из непосредственных наблюдений, но и по рассказам. Даже в творениях величайших гениев их собственный труд составляет в лучшем случае тысячную долю. Остальное – вклад предшественников.

Человечество в целом уже довольно давно осознаёт это соотношение. Из него проистекают, в частности, правила научного цитирования: можно базировать свои труды на любых предшествующих, но надлежит явно указывать, что и каким образом непосредственно использовано в работе. В искусстве из той же идеи возник эффектный жанр «центон», целиком строящийся на легко узнаваемых цитатах – и всё же при надлежащем мастерстве автора обладающий самостоятельной художественной ценностью.

Кстати, шустрый мышонок – постоянный персонаж фольклора. Многие сюжеты фильмов Диснея позаимствованы у тех, кто и не думал о запрете на копирование своих шуток. А, скажем, практически все гэги «Пароходика Вилли» срисованы с фильма прославленного комика Бастера Китона – причём тот, насколько известно, не получил за это от Диснея ни гроша.

Современные ограничения права копирования обрывают цепочку передачи творческих достижений, тянущуюся из глубины тысячелетий. Вскарабкавшись на плечи гигантов, нынешние авторы хотят, чтобы на них самих как можно дольше – при жизни и десятки лет после смерти – никто не мог опереться.

Цель Отцов-Основателей СГА при этом тоже не достигается. Скажем, фирма Диснея не от хорошей жизни так цепляется за доходы от Микки Мауса – ничего более популярного ни сам великий аниматор, ни его наследники доселе не создали. Конечно, в отсутствие финансовой подушки от прославленного мышонка творцы вовсе не обязательно создали бы новые непревзойдённые шедевры. Но необходимость – мать изобретений.
Истинный творец редко заботится о всесторонней охране своих созданий. Он, конечно, не откажется от их оплаты – но всё же ему, как правило, важнее возможность нового творчества. Так, для большинства композиторов и писателей, певцов и артистов работа – удовольствие. Новые концерты, спектакли, фильмы доставляют им не только деньги, но и радость.

Если же для создания нового нужны не только собственные идеи – «свои люди – сочтёмся». Сюжеты многих пьес Уильяма Шейкспира и Лопе де Вега известны – и многократно разработаны – задолго до них. Жан-Батист Поклен (Мольер) откровенно признавался «Я беру своё добро там, где его нахожу». Иван Андреевич Крылов писал басни на сюжеты Жана де ла Фонтена, ла Фонтен – на сюжеты Эзопа, а источник сюжетов Эзопа теряется в глубине эпох.

Сегодня все эти авторы оказались бы ответчиками по сотням исков о нарушении права копирования. А инженерам многих фирм запрещено изучать патентные фонды: если случайно придумаешь что-то похожее на уже найденное – запрет позволит отбиться хотя бы от обвинения в сознательном плагиате.
Отчего же творцы зачастую поддерживают ограничения права копирования, способные ударить по их собственным интересам?

Вилли Старк – герой «Всей королевской рати» Роберта Пенна Уоррена – изрядно облагорожен по сравнению с прототипом. Губернатор Луизианы Хъю Пирс Лонг куда более схож с Бэзилом Уиндрипом – героем романа «У нас это невозможно»: Хэрри Синклёр Лъюис откровенно агитировал против Лонга в рамках второй предвыборной кампании Фрэнклина Делано Рузвелта. Правда, Старк – как и Лонг, в отличие от Уиндрипа – был убит при странных обстоятельствах, не добравшись до Белого дома.
Ключевой пункт агитации Лонга – обещание поделить все крупные состояния, оставив их обладателям не более $5 млн. Каждый американец надеялся разбогатеть – но такую сумму (по нынешним временам – порядка $300 млн) не рассчитывал добыть даже в самых радужных мечтах.

Ныне творцы поддерживают запреты, сковывающие их самих, в надежде создать шлягер, доходы с которого позволят более не заботиться о хлебе насущном и творить в своё удовольствие. Между тем удовольствия не получится: ограничение права копирования – в конечном счёте ограничение самого творчества. Ибо отрезает от новейших достижений разума каждого, кто не в состоянии оплатить амбиции не только самих творцов, но и скупщиков их прав. 

Финская 9-летняя девочка попала под суд за пиратство

Применение законов об онлайн пиратстве привело к полицейскому налёту на дом 9 летней девочки и конфискации её ноутбука с Винни-Пухом. Это произошло в Финляндии после того, как девушка скачала трек из Pirate Bay.

В 2011 году ребёнок пытался просмотреть новый альбом известной финской поп певицы Chisu. Поиск в сети привёл её в Pirate Bay. Весной следующего года семья девочки получила письмо от ассоциации авторских прав и центра по борьбе с пиратством (TTVK), требующие с них выплатить €600 и подписать документы о неразглашении.

Семья отказалась и обратилась к адвокату.

Поскольку загрузку через торрент осуществить не удалось, поскольку ссылка не работала, девочка уговорила родителей и на следующий день они пошли в магазин, чтобы купить альбом там. Тем не менее, 20 ноября полиция появилась перед их дверью с ордером на обыск, разрешающий поиск и изъятие доказательств связаных с незаконным обменом файлами.

Полиция сообщила семье, что «Было бы проще для всех заинтересованных сторон, если бы вы заплатили компенсацию».

Отец девушки описал ситуацию как «вершину абсурда». «У меня ощущение, что там были люди из мафии, вымогающие с нас деньги».

Интересно, что сама певица Chisu никаких претензий семье не выдвигала, более того, на своей странице в Facebook подвергла критике поведение финских властей. Она сказала, что артисты не нуждаются в такого рода «защите». http://www.neurope.eu/article/finnis…rl-sued-piracy

Миф об авторском праве Перевод отрывка из книги Уильяма Патри «Моральная паника и копирайтные войны»

Автор перевода: Ирина Аникина
Редакторы перевода: Армен Арамян, Ксения Ларина
Оригинал текста: Patry W. Moral Panics and the Copyright Wars. Oxford University Press, 2009.
Публикация: 13/04/17

Мифические корни копирайта

Несмотря на конституционную основу авторского права в Соединенных Штатах, корни которой уходят в стимулирование обучения, существует несколько теорий, объясняющих причины происхождения копирайта. Однако ни одна из них не встречает поддержки у большинства. Отсутствие общепринятой основополагающей теории, которая основывала бы необходимость авторского права, приводит в значительное замешательство защитников таких внеконституционных теорий. Как отмечает Джоанна Райт, истории о происхождении – это «нарративы, которые не просто раскрывают истоки происхождения, но и подразумевают оправдание определенных решений». Как и исторические работы, истории о происхождении – это, прежде всего, попытка повлиять на настоящее, а не объективно взглянуть на прошлое. В случае авторского права, Махид Йар отмечает:

«Мифы служат натурализацией того, что по факту является исторической, культурной и политической случайностью, и представляют их как то, что дано нам в природе вещей, и потому является вечным и нерушимым. Концепция индивидуального права на собственность, провозглашенная в индустрии авторских прав, является такого рода мифом».

Подобно метафорам, истории о происхождении служат инструментом для того, чтобы направить дискуссию в определенное русло, они не являются чисто описательными и не используют в качестве своей опоры эмпирический опыт. Как отметил профессор Джеймс Гэйлбрэт: «Господствующий миф скрывает под собой реальность, и любая попытка господствовать через миф обречена на короткие сроки существования». По этой причине, пока законы не будут закреплены Конституцией, решения будут каждый раз приниматься ad hoc, и, следовательно, не будут долгосрочными. Теперь мы рассмотрим различные истории о происхождении, поскольку в копирайтных войнах их все еще считают теми основаниями, к которым следует обращаться при принятии политических решений.

Истории происхождения с точки зрения утилитаризма/ консеквенциализма

История происхождения авторского права, которая опирается на утилитаризм или консеквенциализм, основана на предпосылке о том, что защита авторских прав обеспечивает достаточную мотивацию для авторов делиться своими работами с публикой. Публике в таком случае будет выгодно иметь доступ к таким работам, которые не были бы созданы, если бы на них не распространялось авторское право. Судья Познер и профессор Ландэс обеспокоены тем, что без возможности ограничения доступа к произведениям, которую обеспечивает закон об авторском праве, произойдет спад инвестиций в работы, ныне защищенные авторским правом. Поскольку создание некоторых работ, защищенных авторским правом, требует значительных первоначальных затрат, то для того, чтобы окупить эти инвестиции, автор должен иметь возможность взимать плату за копирование своей работы, что невозможно до тех пор, пока не появится легальное право, позволяющее автору контролировать неразрешенное копирование. Без такого права авторы, склонные рассматривать вопрос с экономической точки зрения, перестанут осуществлять первоначальные инвестиции, следовательно, будет создано меньшее количество произведений. Согласно этому подходу, копирайт выступает как проблема прав на исключительность, которая не возникает в случае с реальной собственностью, когда владелец может построить забор для защиты собственности от злоумышленников.

Одна из многих трудностей, связанных с этой историей о происхождении, заключается в том, что она не функционирует в качестве практического руководства для законодательного процесса. Мы защищаем множество видов произведений, которые не нуждаются в стимулировании для их создания, такие как личные письма, деловые документы, речи, инструкции, многие академические работы и архитектурные произведения. Действительно, подход, который мы используем, стремится к защите фактически всего, что вообще возможно защищать на конституционном уровне, за исключением самой возможности печатать – и то только из-за возражений книгоиздателей и авторов. Даже если дело касается стимулирования создания работ, за мою 27-летнюю практику использования закона об авторском праве, я не увидел ни одного исследования, представленного на суд Конгресса, которое бы пыталось продемонстрировать, что, если те или иные законы будут приняты, N-нное количество произведений, которое не создается сейчас, будет создано в дальнейшем. Действительно, в случае расширения сроков действия авторского права, все данные свидетельствуют об обратном. В 1998, когда Конгресс расширил общий срок защиты от срока жизни автора с дополнительными 50 годами после его/ее смерти до дополнительных 70 лет, было бы абсурдным считать, что нашелся хоть один автор на свете, который заявил: «Я не буду ничего создавать до тех пор, пока этот срок не будет распространяться на годы моей жизни + 70 лет после моей смерти; 50 лет после смерти недостаточно». Кроме того, расширенные сроки касались работ уже мертвых авторов, которые к тому времени занимались разложением, а не творчеством. В письме, представленном Верховному Суду по делу Элдред 12 экономистами, включая пятерых обладателей нобелевской премии (таких как Кеннет Эрроу, Рональд Коуз, Милтон Фридман), было показано, что дополнительные 20 лет – это счастливый лотерейный билет для владельцев авторских прав: перераспределение средств от потребителей к обладателям авторских прав, в результате которого будет произведено намного меньше самих произведений из-за препятствия в виде стоимости прав на использование работ, которые в противном случае уже считались бы общественным достоянием.

Конкуренция и права интеллектуальной собственности

Аргумент стимулирования создания новых произведений не только противоречит реальной практике, но и игнорирует тот факт, что конечной целью рыночной экономики является эффективность, которая появляется через конкуренцию, а не путем монополизации. Как писал профессор Марк Лемли: «Именно конкуренция, а не умения или мотивация любой отдельно взятой компании, ведет рынок к эффективности». Великий юрист и ученый Сэр Хью Лэдди писал: «Конкуренция – это кнут, который заставляет торговцев предлагать больше или меньше своим клиентам. Если они не будут этого делать, они потеряют свою долю на рынке и доходы в пользу тех конкурентов, которые это делают. В нашей системе конкуренция – на троне. Она – враг самодовольства». Сэр Хью затем задавался вопросом: «Каким же образом интеллектуальные права вписываются в эту систему? Выходит так, что они подмывают само основание нашего экономического успеха. Они создают ему препятствия при помощи зон эксклюзивности. В чём же их заслуга, которая позволяет закрыть глаза на эту подрывную деятельность против свободного рынка?». Его ответ таков: «Функция прав интеллектуальной собственности заключается в том, чтобы предоставить экономический стимул для производства товаров и услуг, которые, в противном случае, не существовали бы или их попадание на рынок потребовало бы значительно более длительных промежутков времени. Интеллектуальные права компенсируют недостаток конкурентной системы тем, что предоставляют стимулы, которых бы, в противном случае, не было. <…> Интеллектуальные права – это кнут и пряник конкуренции. Их цель заключается не в том, чтобы заменить собой конкуренцию, но только в том, чтобы модифицировать ее, создать экономический стимул, достаточный для того, чтобы оправдать труд и инвестиции, вложенные в новые товары или произведения искусства, а после того, как стимул сработал, позволить нормальным конкурентным силам добиться своего. Как только стимул выполнил свою роль, для его сохранения больше нет никаких аргументов. Он выполнил свою работу, и конкуренция должна вернуться на свое место.

Мы должны стараться настроить систему таким образом, чтобы большие вознаграждения и поощрения шли тем индустриям, которые больше всего в них нуждаются и заслуживают их. Когда права интеллектуальной собственности осуществляют свою функцию развития искусств или наук, мы должны способствовать этому осуществлению. Когда и в той степени, в которой это не происходит, для прав интеллектуальной собственности больше нет оправданий, и должен быть принят стандартный порядок конкуренции. Та ненасытность, с которой осуществляется рост абсолютно излишних или чрезвычайно долгосрочных прав интеллектуальной собственности, подрывает саму систему. Как писал Шекспир в «Ричарде II-м»: «Глотая всё – подавится едок».

Поскольку владельцам авторских прав предоставлены гораздо большие стимулы, чем требуется, конечный результат заключается в неэффективности рынка, поскольку монопольная власть используется для того, чтобы ограничить конкуренцию и инновации. Искаженное стимулирование ведет к искаженным видам поведения, обычно в форме анти-конкурентных настроений. Профессор Джон Стиглиц (John Stigliz), который был награжден Нобелевской премией по экономике в 2001-м году, отмечал, что монопольная власть, предоставленная правами интеллектуальной собственности, в значительной степени настроена против конкуренции и инноваций:

«Стимулирование инновационной деятельности имеет меньше общего с монополией, нежели чем с конкурентным рынком. Для этого есть несколько причин. Во-первых, монополисты производят меньше, потому что они завышают цены. Поскольку они производят меньше, доходы от сокращения стоимости производства на количество произведенных продуктов уменьшаются. Более того, у монополистов нет стимулов для конкуренции. К тому же, они могут понять, что инновации могут привести к снижению стоимости существующего капитала.
Мало того, что монополисты обладают пониженным интересом к исследовательской деятельности, они также могут увеличить свою прибыль, затрудняя инновационную деятельность своих конкурентов, а также повышая уровень расходов конкурентов».

Если мы действительно хотим инноваций и конкурентного поведения, в первую очередь мы должны изменить наши права так, чтобы они соответствовали этим целям. Те, кто призывают к сохранению прав интеллектуальной собственности, ошибочно предполагают, что сильная монополия может привести к более эффективной конкуренции, верно же обратное.

История о происхождении, основанная на понятии труда

Смысл варианта истории происхождения, связанной с понятием труда, можно выразить так: «не посеял – не пожнешь». В соответствии с этим вариантом истории, авторские права существуют в качестве признания труда, который потребовался для создания произведения; часто говорят, что мы должны защищать плоды умственного труда по тем же причинам и таким же образом, как мы защищаем плоды физического труда. Одним из изъянов этой истории является тот факт, что по факту авторское право не основано на количестве труда или времени, потраченного на создание работы; вместо этого, оно основано на оригинальности и необычной концепции. 17 июня 2008-го года это постулировал апелляционный суд, отклоняя заявление об авторском праве на сложное компьютерное моделирование машин компании Тойота: «В этом заключении мы не стремились к преуменьшению значительного количества времени, усилий и умений, положенных на создание моделей с цифровыми каркасами Мешверка. Но, оценивая оригинальность работы, которая претендует на защиту авторских прав, мы обращаем внимание только на конечный продукт, а не процесс, и тот факт, что в процесс создания продукта был вложен интенсивный, искусный и даже творческий труд, не гарантирует защиты авторских прав этого продукта».

23 года назад судья 17-го апелляционного суда в Чикаго Истбрук, непоколебимый сторонник отношения к авторским правам как к правам собственности, писал для суда в таком духе: «Потраченное время не является важным. Фотография может претендовать на авторские права, хотя для ее выполнения нужно мгновение, а ее важность может быть случайной. За 14 часов Моцарт мог написать концерт для фортепиано, И. С. Бах кантату, а Диккенс – одну главу «Холодного дома». Кривая Лаффера, экономический график, применимый к политическим дебатам, появился на обратной стороне салфетки после ужина, это заняло всего одну минуту».

Но роковым моментом для истории об авторском праве, связанной с трудом, стал тот факт, что в 1991-м Верховный Суд Соединенных Штатов отклонил ее как неконституционную.

Естественные права и гении

Наконец, существуют истории о происхождении, связанные с естественными правами, которые утверждают, что авторское право – это фундаментальное право человека, существовавшее еще до его юридического признания в законодательном акте.

Роль законодательной власти заключается лишь в подтверждении существовавшего ранее права. При таком подходе авторское право подобно правам на жизнь и на свободу, возможно, предписанных Богом, защита которых является фундаментальной обязанностью всех цивилизованных обществ. Подход, основанный на естественном праве, обычно игнорирует то, что исключительные права, которыми пользуется один человек, связаны с лишением свободы других лиц.

История происхождения, которую рассказывают владельцы авторских прав, основана на предполагаемой естественной справедливости признания и награждения гениев. […] Гении – по определению не такие, как все мы. Их исключительность должны защищать авторские права. В одной гиперболической версии истории происхождения, связанной с гениальностью, было заявлено: «Суть копирайта, в конце концов, заключается в авторстве, в поддержании возможности творчества, которое позволяют художнику создавать из ничего благодаря интенсивному пожирающему труду такие произведения как «Аппалачинская весна», «И восходит солнце», «Гражданин Кейн»».

Вот несколько существенных фактов об этих произведениях: (1) Аппалачинская весна была написана Аароном Коплендом. Работа появилась как результат сотрудничества с великой Мартой Грэм, которая написала рассказ, которой был в последствии положен в основу балета – историю свадьбы в сельской Пенсильвании. Копленд следовал сценарию Грэм при написании партитуры. Музыка Копленда испытывала влияние джаза и постимпрессионистской французской музыки. Говорят, что он был «ненасытен в поиске новейшей европейской музыки» и назвал Игоря Стравинского своим героем: «В большинстве его работ виден ритм и жизнеспособность Стравинского». Седьмая часть пьесы, являющаяся самой известной частью, вообще не является созданием самого Копленда, а представляет собой набор вариаций мелодии девятнадцатого века под названием «Simple Gifts». (2) Роман «И восходит солнце» Эрнеста Хемингуэя написан не только под влиянием предшествующего чтения Хемингуэем рукописной версии «Великого Гэтсби» Фитцджеральда, но и сам Фицджеральд, будучи гораздо более опытным писателем, существенным образом отредактировал книгу Хемингуэя перед публикацией. (3) Описание классического кинофильма Орсона Уэллса (Orson Welles) «Гражданин Кейн» как созданного из «ничего» крайне шокирующе, учитывая его природу как романа с ключом (роман с ключом – светский роман, получивший распространение в Испании XVI века и Франции XVII века, в которых за условными историческими или мифологическими персонажами угадывались современные придворные – прим. ред.) о жизни Уильяма Рэндолфа Херста и других лиц.

К великому сожалению тех, кого убеждал аргумент о гениальных работах, появляющихся «из ниоткуда», Верховный суд Соединенных Штатов отклонил теорию естественных прав, вынудив владельцев авторских прав полагаться на законы, которые Конгресс посчитает нужным принять. До недавнего времени эти законы были ограниченными. Наш первый закон об охране авторских прав в 1790-м году обеспечивал достаточно ограниченную защиту, которая касалась только книг, карт и графиков, и зависела от претендентов, которые должны были соблюсти множество формальностей для получения и сохранения авторских прав. Подход, задействованный в этом законе и разработанный теми же членами Конгресса, что также составили проект нашей Конституции, радикально расходится с таким романтическим представлением об авторском праве. Вместо этого источник авторского права является, как выразился Томас Гоббс в своем «Левиафане» (в котором описывает человечество в его естественном состоянии), «бедным, противным, зверским и коротким».

Авторское право исторически не имело значения для большинства авторов

Люди стремятся урвать почти все бесплатно; если затем это окажется ценным, тем лучше; если нет, они ничего не теряют. Напротив, если вам нужно что-то сделать для того, чтобы что-то получить, вы станете взвешивать свои затраты и выгоды. Хотя затраты на получение авторских прав были почти несущественными в течение первых 222-и лет истории наших законов об авторском праве – пошлина за подачу, которая составляла 2 доллара с 1909-го года по 1977-й год и 10-и долларов в 1978-м году, плюс заполнение короткого простого соглашения – исторически сложилось так, что маленькое число обладателей авторских прав потрудилось исключить даже эти минимальные меры. В 1992-м году авторское право стало полностью автоматическим и лишенным формальностей: другими словами, у авторов теперь есть эквивалент бесплатного обеда. Этот новый мир трансформировал то, как корпорации стали рассматривать авторские права: парадоксальным образом, то, что отдается бесплатно, считается более ценным, чем то, что когда-то имело хотя бы небольшую ценность.

Кажется, все стали забывать: авторское право исторически не имело значения для большинства авторов. Несмотря на то, что в США с момента принятия Закона 1790-го года оно все больше распространяло свое действие, за первые 119 лет это расширение было чрезвычайно скромным. Закон об авторском праве 1909-го года еще более расширил рамки авторского права и увеличил срок защиты, но все же в достаточно скромных масштабах: от 42-х до 56-и лет. Дальнейшее расширение произошло в 1978-м году с последующим пересмотром, особенно в отношении срока защиты, который изменился с установленного количества лет на расчет от даты публикации при жизни автора плюс пятьдесят лет. Только в последней четверти двадцатого столетия, когда различные формальности, такие как уведомление и продление были устранены, авторское право стало предоставляться автоматически, без необходимости выполнять формальные требования для обеспечения защиты. До этого времени авторы и издатели выражали недовольство, требуя полного отсутствия авторского права или его функционирования только на очень короткий период времени.

Удостовериться в этом можно с помощью правительственных отчетов. Отчеты, собранные Библиотекой Конгресса и частными исследователями, показывают, что в США между 1790-м и 1800-м годами было опубликовано более 21 000 работ, но за тот же период было зарегистрировано только 648 работ с авторских правами, в результате чего показатель зарегистрированных работ составил 3,28% в те времена, когда регистрация была обязательной для получения защиты. Из этих ничтожных 3,28%, неизвестный процент работ, защищенных авторским правом, был продлен, но если мы применим эквивалентный процент к ним, то выясним, что только 0,9% работ, имеющих право на защиту, получили 28 лет защиты, предусмотренной в законе. Если включить сюда работы, которые вообще не имели права на защиту, то это количество сократится еще больше.

Не изменилась эта картина и в последующие 200 лет. Обязательное продление оставалось требованием законодательства США до 1992-го года, в этом году оно было отменено для произведений, впервые опубликованных в период с 1964 по 1977 год. Отчеты о работах, впервые опубликованных до 1964 года, свидетельствуют о низком коэффициенте продления. Помимо этого, можно также обратиться к другим показателям быстро обесценивающейся стоимости авторских прав, указав, что очень длительный срок защиты и расширенные права налагают огромные расходы на общественность без каких-либо компенсирующих доходов, поступающих владельцам авторских прав. Согласно исследованию Джейсона Шульца, из 10 027 книг, опубликованных в Соединенных Штатах в 1930-м году и все еще находящихся под действием авторского права до 2025-го года, только 174 книги, или 1,7% до сих пор находятся в печати. Это небольшое количество книг, находящихся в печати, не означает, что общественность может свободно использовать эти произведения: напротив, из-за угрозы иска о нарушении их использование становится экономически неосуществимым.

Ниже представлены другие данные: при исследовании коэффициентов продления с 1910-го по 2001-й год судья Познер и профессор Ландес обнаружили диапазон от 3% в 1913 году до 22% в 1991 году. Проект Гутенберг, некоммерческая организация, которая делает произведения, находящиеся в общественном достоянии, доступными для общественности, приводит оценку, что защита 90% произведений, опубликованных между 1923 и 1963 годами, не была продлена. В 1960 году Бюро по авторским правам провело исследование по продлению авторского права в 1958 – 1959 годах, и обнаружило, что в среднем продлению авторского права подлежало 15% работ. Еще более значительной является разбивка по тематической группе:

Тип произведения

Уровень продления авторского права

Книги

7%

Периодические издания

11%

Лекции, проповеди и другие виды устных работ

0,4%

Драматические произведения

11%

Музыка

35%

Карты

48%

Произведения искусства

4%

Технические рисунки

0,4%

Печать на холсте

4%

Фильмы

74%

Метафоры служат для создания другой, более счастливой фантазии владельцев авторских прав, в которой авторское право якобы всегда служило жизненно важным стимулом. Приведенные выше данные свидетельствуют об обратном: если посчитать, большинство авторов и издателей игнорировали авторские права или устанавливали эти права только на короткий период времени.

3 излюбленные метафоры, связанные с копирайтом

Сила метафор заключается в том, что они используют фундаментальные культурные верования, убеждения и страхи, которые предшествуют представлениям об интеллектуальной собственности на протяжении многих столетий. В этой главе мы увидим, как три излюбленных метафоры, связанные с копирайтом, предназначены для того, чтобы привить нам немыслимые ассоциации с подобными убеждениями и страхами.

Автор как родитель своей работы: метафора рождения

Достаточно значимая метафора, используемая для того, чтобы утверждать, что авторы (или, чаще всего, их корпоративные правопреемники) должны осуществлять контроль над работами, которые они создают, – это метафора, которая предполагает, что отношения между автором и его работами сродни отношениям родителя и ребенка. Эта метафора известна как метафора создания-как-рождения и используется во многих областях помимо авторского права. Вот некоторые примеры:

«Наша нация родилась из желания свободы.»
«Ее эксперимент породил множество новых теорий.»
И самое главное для нас:
«Ее произведения – продукт ее плодородной фантазии.»

Метафора «создания-как-рождения» устанавливает тесную связь между автором и его/ее работой. Исходя из этой метафоры, нарушением авторской индивидуальности является использование его или ее работы без разрешения. Автор, который дал своим работам «рождение», должен иметь право воспитывать и защищать их, как если бы они были детьми автора. Те, кто без разрешения копируют авторскую работу, являются похитителями детей, а это самая гнусная форма воровства.

Утверждая, что метафора рождения является оправданием режима жесткого авторского права, ее сторонники обращаются к временам, предшествующим появлению авторского права. Ведь для того, чтобы любая метафора работала в новом контексте, она должна основываться на существовавших ранее ассоциациях. Метафора рождения довольно древняя. В «Симпозиуме» Платона Диотима описывала стихи, созданные Гомером и Гесиодом, как их интеллектуальных детей, более важных, чем их настоящие дети.

Позднее авторы, такие как Сервантес и Мильтон, также называли свои литературные творения своими детьми. Джеймс Джойс в письме Норе Барнакл описал свою тогда еще неопубликованную работу «Дублинцы» как «ребенка, которого я нес годами и годами в утробе матери, как вы носили в утробе ваших детей, которых вы любите». Даниэль Дефо, настаивая на принятии того, что стало первым в мире общим законом об авторском праве (на Статуте королевы Анны 1710-го года), заявлял:

«Книга – собственность автора, это ребенок его размышлений, порождение его мозга: если он продает свою собственность, то она становится правом покупателя; если нет, то она в той же степени принадлежит ему, как его собственные жена и дети. Но создаваемые в этой христианской нации, эти дети наших голов схвачены, унесены прочь и увезены в пленение, и там никто не может получить их даже за выкуп».

(В родительском отношении Дефо рассматривал мозг как лоно мысли, поэтому метафорическое преодоление очевидного биологического для Дефо значит метафорическое рождение чего-либо). И метафора не ограничивается литературными произведениями. Графический художник Гари Ларсон, известный своим комиксом «Далекая сторона», разослал письмо фанатам, которые без его разрешения оцифровали его работы, попросив их удалить копии с сайтов. Конец письма гласил:

«Эти рисунки – в каком-то смысле мои «дети», и, как родитель, я беспокоюсь о том, куда они идут ночью, ничего мне не сказав. И видеть их на чьем-то веб-сайте похоже на звонок в 2 часа ночи: «Папа, тебе не понравится это, но угадай, где я нахожусь». Я надеюсь, что это объяснение поможет вам понять важность этого для меня лично и того, почему я об этом прошу. Пожалуйста, верните моих «малышей» домой. Я буду вечно вам благодарен».

С этой метафорой связано множество проблем. Я уделю внимание двум из них: (1) один (автор) в поле не воин; и (2) авторское право в государствах с прецедентным правом является экономическим правом на товары, а не моральным правом, и предоставляется для облегчения торговли защищенными авторским правом произведениями, а не для сохранения отношений «родитель-ребенок».

Один из самых интересных случаев отказа в праве интеллектуальной собственности как аспекте индивидуальности связан не с жалобами на нарушение авторских прав, а с судебным рассмотрением, связанным с использованием тканей селезенки пациента одной больницы для приобретения патента и, в конечном счете, получения отчислений в виде трех миллионов долларов. Джон Мур страдал лейкозом и проходил лечение в Медицинском центре имени Рональда Рейгана в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Его лечащий врач намеревался извлечь выгоду из лечения г-на Мура, одновременно проводя лечение и ненужные, с медицинской точки зрения, исследования над ним, чтобы ускорить процесс получения патента. Г-н Мур хотел разделить прибыль от патента. Верховный суд Калифорнии отклонил иск.

Один в поле не воин

Автор Кохелета (Книга Экклезиаста) написал около 250-го года до н. э.: «Было то, что было, и то, что было сделано, – это то, что будет сделано, и нет ничего нового под солнцем».

Вне зависимости от того, рассчитывал ли этот автор на то, что это наблюдение можно применить и по отношению к самому этому утверждению, авторы новых произведений не только опираются на работы предыдущих авторов; сами их работы существуют только в контексте с предыдущими и настоящими авторами и в контексте самой культуры: читатели могут понимать только исходя из контекста; то есть в рамках общих договоренностей. Именно это имел в виду Ганс-Георг Гадамер, когда писал: «Понимание следует рассматривать в меньшей мере как субъективное действие, и в большей мере как участие в событии традиции, в процессе передачи, в котором прошлое и настоящее постоянно опосредствованы». Т. С. Элиот выразил этот же тезис более красноречиво в своем эссе «Традиция и индивидуальный талант»:

«Исторический смысл заставляет человека писать не просто на костях предыдущего поколения, но и вообще с ощущениям, что вся литература от Гомера до произведений его поколения существует одновременно и составляет единый порядок».

Римляне копировали греков; Шекспир копировал чужие произведения совершенно непринужденно, не ссылаясь на авторов. В музыке величайшие композиторы эпохи Возрождения составляли «пародийные» мессы; это были не юмористические работы, а скорее работа с использованием мелодий других композиторов, чтобы создать то, что мы назовем «производной» работой. Художники эпохи Возрождения занимались открытым копированием и переделкой работ их современников, соперничая за одних и тех же клиентов. Известные композиторы, такие как Гайдн, Моцарт, Бетховен и Брамс писали вариации на произведения других авторов, без разрешения и оплаты. Как писал профессор Бенджамин Каплан: «От классических писателей, как объясняют критики итальянского и французского Возрождения, писатели Элизабетской эпохи унаследовали представление о том, что художественное мастерство заключается в имитации лучших произведений прошлого, а не в попытках свободного изобретения». Даже после принятия современных законов об авторском праве, правообладателям не была предоставлена защита для прекращения такого положения дел. В Соединенных Штатах право на перевод не было предоставлено вплоть до 1870-го года, а общего права на подготовку производных произведений не существовало до 1909-го года. Таким образом, на протяжении большей части истории объем защиты авторских прав был ограничен представлением о том, что «один в поле не воин».

Копирование необязательно осуществляют одни дилетанты и бездельники, скорее, даже наоборот. Как объясняет судья Познер на примере Шекспира:
«Его характерный способ драматической композиции состоял в том, что он заимствовал сюжет и большинство персонажей, а иногда и подлинный язык, из уже существующего исторического, биографического или драматического произведения и развивал на этой основе сюжет, добавляя некоторых второстепенных персонажей, изменяя главных, и затем сам писал большую часть диалога. Таким образом Шекспир выдумал великую похоронную речь Антония: ничего подобного не содержится в оригинальном источнике, на котором он базировался – в нортовском переводе Плутарха (North). Но мы увидим, что для описания Клеопатры в работе «Антоний и Клеопатра» Шекспир просто отредактировал описание Норта-Плутарха, хоть и сделал это блестяще, значительно улучшив его. Такова была степень заимствования у елизаветинцев, так что некоторые из их пьес были бы классифицированы современными юристами по авторскому праву как «производные» произведения, которые нарушают оригинал, если автор оригинала не дал разрешения на это».

Пабло Пикассо заявлял: «Хорошие художники копируют, великие художники крадут». Игорь Стравинский говорил: «Хороший композитор не подражает, он ворует». Т. С. Элиот соглашался: «Незрелые поэты подражают, зрелые художники крадут». Нортроп Фрай писал: «Поэзию можно создать только из других стихотворений; романы из других романов. Все это было намного яснее до ассимиляции литературы в частное предприятие».

Классический текст XX-го века – «Беспокойство от влияния» Гарольда Блума также является творческим результатом подобного копирования. Профессор Блум занял позицию, согласно которой трансформационное влияние происходит, когда:

«сильные поэты, главные фигуры с упорством бьются с их сильными предшественниками, иногда даже на смерть. Слабые таланты идеализируются; фигуры со способным воображением сравнимы только с самими собой. Но ничего не получается из ничего, а само-назначение подразумевает огромную тревогу чувства обязанности, ибо какой сильный создатель желает осознания того, что он не смог создать себя?»

Именно это имел в виду Брамс, когда жаловался: «Я чувствую шаги Бетховена позади меня». Несмотря на тревоги Брамса, мы, как публика, становимся богаче от них двоих.

Г-н судья Хью Ладди также заметил:
«Все человеческое развитие является производным. Мы стоим на плечах ученых, художников и ремесленников, которые нам предшествовали. Мы занимаем и развиваем то, что они сделали; необязательно как паразиты, а просто как следующее поколение. Это лежит в основе того, что мы знаем как прогресс.».

Известная речь «У меня есть мечта» д-ра Мартина Лютера Кинга, изложенная 28-го августа 1963-го года в мемориале Линкольна Вашингтоне, сама была комбинацией и результатом переработки многочисленных источников, включая обращение адвоката Арчибальда Кэри к Республиканскому национальному съезду 1952 года, из которого Кинг «заимствовал фактически все «свое» заключение, начиная с «Моя страна», «Это ты» через заклинание «Да зазвенит же свобода». Сам же Кэри скопировал это из «Америки», написанной в 1831-м году Сэмюэлем Ф. Смитом. Другими источниками для речи Кинга были Библия, которую Кинг назвал собранием религиозных идей чернокожих, «Моя страна», «Это ты» и «Боевой гимн Республики»; У Кинга на самом деле была «привычка на протяжении всей жизни присваивать материал из других источников … Импровизируя на знакомые темы, Кинг часто брал слова и идеи у других проповедников, философов, поэтов и эссеистов». Джордж Баланчин делал то же самое в хореографии, заявляя: «Если вы любите что-то чужое, почему бы не взять это? Важно, чтобы это казалось естественным и вписывалось в концепцию». (Он также придерживался мнения, что только Бог создает из ничего: «Бог творит, Человек собирает»).

Таким образом, хотя дети несут в себе ДНК обоих родителей и гены, переданные от предков этих родителей, в ситуации с авторами ДНК принадлежит незнакомым людям. Все авторские работы в какой-то мере принадлежат общественному достоянию, поэтому нецелесообразно наделять одного человека правами, которые могут препятствовать рождению будущих поколений произведений. Таким образом, хотя многие авторы страстно верят в собственную абсолютную оригинальность или новизну в разговорном и правовом смысле этих терминов, действительное положение вещей имеет другой характер. Существуют серьезные последствия принятия этой метафоры, которые исследовал судья Познер:

«Работы предыдущих авторов – это их вклады в текущую работу, и эти вклады становятся более дорогими, чем более ранние работы, защищенные авторским правом. Если каждый автор эпического стихотворения должен был бы выплатить гонорары наследникам Гомера, тогда Вергилий, Данте, Ариосто, Милтон, Поуп, Гёте и другие должны были бы понести дополнительные расходы, чтобы написать свои эпопеи. Расходы могли бы отвлечь некоторых из них на другие литературные формы или заставить их писать меньше, что привело бы к утратам для общества.

Даже если авторы не уменьшают объем своих работ сейчас, текущий режим авторского права на стероидах, в соответствии с которым адвокаты советуют биографов не использовать ни слова из неопубликованной рукописи и в соответствии с которым суды постановляют, что исполнители не могут копировать даже две секунды из другой записи, приводит к меньшей креативности и к сокращению связей между прошлым и настоящим. В своем религиозном рвении пометить каждую мельчайшую деталь культуры, те, кто тормозят развитие авторского права, не могут видеть дальше своей собственной мании величия, в итоге обедняя всех нас.

Авторское право как товар

Вторая проблема с метафорой создания-как-рождения заключается в том, что, по крайней мере, в странах с общим правом, включая США, авторское право является экономическим правом, а не моральным, читай, связанным с сохранением постоянных, близких отношений между автором и произведением. Принятие метафоры «родитель-ребенок» означало бы, что авторам не разрешается продавать или лицензировать своих «детей»: метафора не должна, следовательно, рассматриваться как описание фактических отношений между авторами и их произведениями. Метафора используется для того, чтобы дать авторам – или, чаще всего, корпоративным правопреемникам – особые права третьих лиц, права, которые касаются экономических, а не моральных вопросов. Учитывая, с какой легкостью художники и композиторы создают свои работы без необходимости в дорогостоящей студийной записи и другой производственной деятельности, звукозаписывающие компании редко являются творческими сотрудниками; вместо этого они ограничиваются популяризацией готовой работы, которую им передали.

Отсутствие тесной связи между корпорацией, претендующей на права интеллектуальной собственности, и реальными создателями этих произведений в определенной степени простирается и на работы, являющиеся результатом совместных усилий, например, кинофильмы. Как писал Эндрю Курра:

«Маркетинг и распространение фильмов подверглись процессу вертикальной интеграции и глобализации, поскольку студии были включены в более крупные международные конгломераты. В результате этих изменений студии все чаще стали функционировать как сторожи (а не кинозаводы), которые контролируют доступ к финансам, необходимых для производства, сбыта и распространения фильмов».

Часто кинофильмы создаются независимыми продюсерами, у которых нет прочных отношений с одной конкретной студий. Но этим дело не ограничивается: права на кабельное и телевизионное вещание продаются самым разным компаниям еще до того, как фильм будет снят. За всем этим может стоять банк или другой инвестор капитала (например, инвесторы с Лойдс или с Уолл-стрит), у которого будут свои интересы в авторском праве. Именно такие инвесторы и есть конечные владельцы правового знака, а не студии, названия которых указаны в уведомлении об авторском праве. Финансисты, кинорежиссеры и студии – все они занимают второстепенное положение в сравнении с держателями облигаций, которые могут вступать (и иногда действительно вступают) во владение картиной самостоятельно, если, по их мнению, дело доходит до трат сверх предусмотренного бюджета. Подобные чрезвычайно сложные финансовые механизмы созданы для обеспечения монетизации всех возможных аспектов работы, причем настолько легко и часто, насколько это возможно. Эта реальность приводит к совершенно иной основе для авторского права – товара, который покупается и продается, но уже не считается личным правом. Как мы увидим в главе 6, авторское право как товар отражает фактическое происхождение авторского права в странах общего права.

Неудивительно, что метафора авторов как родителей была впервые выдвинута не авторами, а лондонскими книгоиздателями в восемнадцатом веке, на заре современного авторского права, для того, чтобы оправдать принятие своих постоянных товарных прав на авторские работы. Как товары, эти работы были приобретены книгоиздателями у авторов настолько дешево, насколько возможно (а иногда и бесплатно). Таким образом, обращение к метафоре имело в качестве своей цели экономические интересы издателей. С самого зарождения современного авторского права мы видим одну из центральных риторических особенностей дискурса в этой области: авторы выдвигают в качестве основы для использования прав то, что на самом деле принадлежит издателям и другим корпорациям, которые рассматривают авторов как статью расхода в своих бюджетах, объем которой должен быть сокращен настолько, насколько это возможно. Это свидетельствует о значительной силе романтических эмоций, которые метафора взывает жизни – достаточной для того, чтобы она оставалась на плаву, несмотря на 300 лет эмпирических доказательств, демонстрирующих ее полную фальшивость.

Работы-сироты

Более недавнее использование метафоры «создания-как-рождения» связано с так называемыми «работами-сиротами»: последние описываются Управлением по авторским правам США как «ситуация, когда владелец произведения, подлежащего защите авторским правом, не может быть идентифицирован и обнаружен каким-либо лицом, которое планирует использовать работу таким образом, который требует разрешения владельца авторского права». Можно было бы более точно описать такие произведения, как умышленно оставленные. Термин «умышленно оставленный» взывает к совершенно иным реакциям, по сравнению с «работами-сиротами». Профессора Джордж Тейлор и Майкл Мэдисон отметили силу метафоры работ-сирот:

«Авторы, как и родители, имеют презумптивное право контролировать опыт своих «детей» в мире и ограждать их от эксплуатации и злоупотреблений, а защитники сильного авторского права неявно и иногда прямо ссылаются на эту эмоциональную связь для обоснования законодательного или судебного результата».

Проблема работ-сирот была вызвана недавним радикальным расширением авторского права. До 1978 года не было проблемы с подобными работами; сочетание формальных требований, таких как уведомление и продление, и более короткий срок (до 1978 года – 28-летний первоначальный срок защиты, за которым следовала возможность продления на 28 лет), привело к тому, что предметом общественного достояния стало большинство работ из числа тех, которые вообще были оформлены авторским правом. (Как мы видели в начале этой главы, число авторов, которые заботились о получении авторских прав на свои работы, было невелико). В результате увеличения срока действия авторского права до срока жизни автора плюс семьдесят лет и отмену формальностей, миллионы произведений, которые ранее были в общественном достоянии, остаются под авторским правом. Проблема «работ-сирот» в таком случае – это проблема, вызванная серьезной ошибкой в виде отмены формальных требований и продления срока действия авторских прав до попросту неприличных сроков. Это яркий признак кризиса национальных законодательных органов, которые мало того, что не могут придумать законодательную инициативу, которая вознесла бы урон, нанесенный их собственными ошибками, но похоже и вовсе не признают свою роль в появлении этой проблемы.

Использование термина «сирота» вызывает неадекватную эмоциональную потребность защитить эти работы от тех, кто будет использовать их без разрешения владельца авторских прав, хотя «родители» давно уже не интересуются ими. Не следует также упускать из виду, что многие из этих работ принадлежат корпорациям, которые приобрели права у авторов или других корпораций. Хотя в некоторых областях права корпорации вымышлено (и метафорически) признаются «лицами», распространение таких эмоционально насыщенных терминов как «сироты» в связи с компаниями, которые просто приобрели права на произведения, а затем обанкротились или списали произведение, защищенное авторским правом, как бесполезный актив – действительно кажется крайне натянутым.

Общественность несет значительные потери из-за существования миллионов работ-сирот, поскольку тех, кто хотел бы использовать их при создании новых произведений, отпугивает угроза исков от наследников и других претендентов, если это новое использование окажется экономически успешным. Использование ложной метафоры сильно препятствует решению этой критической проблемы.

Аграрная метафора: пожинать то, что не посеял

Одной из наиболее распространенных метафор для авторского права является аграрная метафора: владельцы авторских прав, как сеятели своих произведений, должны иметь исключительное право пожинать плоды своих усилий. Существует ряд проблем, связанных с аграрной метафорой, включающий и ложное предположение (подробно описанное в предыдущем разделе), что авторы никогда «не пожинают» труды предыдущих авторов. Но даже если предположить, что это на самом деле так, метафора игнорирует множество чрезвычайно сложных вопросов. Например, на какой период времени должно распространяться право – на конкретный срок, на жизнь автора, на определенный период времени после жизни автора или же бессрочно? Могут ли права быть назначаемыми, и если так, то при каких условиях? Насколько обширны эти права? Следует ли исключать цитаты из критического обзора? Могут ли права распространяться не только на дословное копирование, но и на абстрактные сюжеты, такие как: мальчик встречает девочку; мальчик из группы соперников; мальчик и девочка влюбляются, хранят свои отношения в секрете, затем ошибочно предполагается, что мальчик погиб в драке, а девочка совершает самоубийство? Должно ли авторское право препятствовать тому, чтобы другие смешивали отрывки из различных произведений, защищенных авторским правом? Должны ли также нести ответственность третьи стороны, создающие машины или программное обеспечение двойного назначения (например, копировальные аппараты или компьютеры), которые могут использоваться в целях несанкционированного использования или копирования работ авторов? Можно ли связать этот вопрос с получением такими третьими сторонами прямой или косвенной финансовой выгоды от несанкционированного копирования? Имеют ли машины существенное применение, при котором бы не нарушались авторские права? Могут ли эти машины быть предназначены для блокирования всех несанкционированных применений?

Привлекательность метафоры заключается в том, что она игнорирует все важные вопросы, в том числе и вышеперечисленные. Метафора изложена на уровне ее самой базовой привлекательности: автор путем бескорыстной преданности и упорного труда создал гениальное произведение, которое пытаются украсть другие люди – ленивые, безнравственные, ничего не делающие. После того, как дискуссия сформулирована таким образом, разработка сложных вопросов (таких как описанные выше) кажется неуместной. Вместо этого законодательные органы должны просто предоставлять права на максимально широком уровне, чтобы любое несанкционированное использование считалось нарушением, пожинанием того, что не сеял. Но как заметил профессор Марк Лемли: «Даже недвижимость не дает владельцам недвижимости права контролировать общественную ценность. Различные виды использования собственности создают некомпенсированные положительные внешние эффекты, и мы не рассматриваем это в качестве проблемы или причины, по которой люди перестанут эффективно инвестировать средства в свою собственность». Говоря простым языком, даже владельцы земли не могут прекратить любое использование своей собственности другими, но это не мешает людям покупать или улучшать свои дома.

Например, те, чьи дома построены на пляжах, зачастую должны позволять общественности иметь доступ к пляжам; тем не менее, в результате эти дома не теряют своей значимости. Есть все основания полагать, что тот же принцип применяется даже с большей силой к произведениям, охраняемым авторским правом, учитывая, что авторское право является нерентабельным ресурсом, в отличие от недвижимого имущества. Профессор Лемли добавляет: «Если «свободное катание» означает просто получение выгоды от чужих инвестиций, закон не может, не должен это запрещать и не делает этого». Все пародисты и сатирики в некотором смысле являются «безбилетниками», ровно как и рецензенты книг. Речь идет не о том, используют ли третьи стороны произведение, защищенное авторским правом, без разрешения, но скорее о том, есть ли польза для общества от такого использования, принимая во внимание любые закономерные потенциальные потери для владельцев авторских прав. В этом отношении мы не можем добиться большего успеха, чем следовать за профессором Беньямином Капларисом, отвергая эту метафору, ловко обращая ее против тех, кем она используется: «Если у человека есть какие-то естественные права: не в последнюю очередь должно быть право подражать своему ближнему и, таким образом, пожинать то, что сам не сеял. Образование, в конце концов, исходит из своего рода имитирования, и «прогресс», если это не совсем иллюзия, зависит от щедрого снисхождения до копирования».

Происхождение метафоры

Марк Роуз изучил некоторые из древних использований метафоры:

«Одна древняя традиция уподобляет письмо земледелию и, в частности, пахоте с помощью пишущего приспособления или стилуса, являющегося своего рода плугом, благодаря которому делают борозды на поле восковой дощечки. Более того, восприятие сферы ума как возделываемого поля так же стара, как пастырская поэзия, а в средние века, под влиянием евангельского тропа о слове Божием как о семени, автор часто представлялся как сеятель семян.»

Эти ссылки не имеют ничего общего с интеллектуальной собственностью, которой тогда не существовало, но древнее наследие метафоры иллюстрирует, почему те, кто позже искал интеллектуальную собственность, решили использовать такой мощный культурный символ. Использование этой метафоры в законах об интеллектуальной собственности исчисляет не менее 588 лет. Я проследил ее до патентной привилегии, предоставленной в 1421-м году коммуной Флоренции Филиппо Брунеллески для проектирования лодки, несущей тяжелые грузы камня по реке Арно. Камни использовались для строительства знаменитого собора Дуомо в этом городе. Привилегия гласит о явном отказе Брунеллески «сделать такую машину доступной для общественности, чтобы плод его гения и мастерства не мог быть получен другими без его воли и согласия», однако с добавлением, что «если бы он пользовался некоторыми прерогативами в ее отношении, он открыл и раскрыл бы ее всем».

Дальнейшее использование этой метафоры в законах об авторском наиболее ясно просматривается в решении 1769 года Королевской скамьи в деле Миллара против Тейлора. Этот кейс возник в результате первых копирайтных войн: аргумент лондонских книготорговцев состоял в том, что они обладали бессрочными правами на воспроизведение авторских произведений (даже древних авторов) на основе «естественных прав» – прав, которые предположительно существуют независимо от любого законодательного акта. Противоположная точка зрения заключалась в том, что единственным источником авторских прав является английский Статут Анны 1709-го года, в котором установлены ограничения сроков для авторского права. В соответствии с этой точкой зрения авторское право было видом положительного права, то есть юридического права, которое существует только в том случае, если законодательный орган их создает, и оно соответствует условиями, изложенными в законодательстве. Согласно этому законодательству, права книготорговцев (если таковые имеются) истекли, поэтому им пришлось придумать другую теорию, подтверждающую их требование о сохранении прав; так была выбрана теория естественных прав.

Вопрос о том, существуют ли естественные права на интеллектуальную собственность, и если да, то заменили ли они собой отмененный Статут Анны, яростно обсуждался на протяжении трех четвертей века, пока окончательно не был разрешен в 1774-м году Палатой лордов в деле Дональдсона против Бекетта: авторские права являются уставными (позитивное право), а не естественным. Поскольку права книготорговцев истекли в соответствии с уставом, они проиграли. Верховный суд Соединенных Штатов пришел к такому же выводу относительно федерального авторского права в 1834-м году, в деле Уитона против Петерса. Австралия и Канада заявляют о том же принципе в своих актах об авторском праве. Несмотря на разрешенность вопроса, сила метафоры в копирайтных войнах сохраняется, обходя стороной закон, поэтому хорошо бы отметить ее эволюцию в судах, начиная с позиции судей Королевской скамьи в Англии в деле Миллара против Тейлора – первого реального дела о претензиях книготорговцев – причем дела, которое они выиграли, хоть эта победа и продлилась всего пять лет.

Как принято в английских судах, судьи по этому делу излагали свои мнения устно и в последовательной форме. Судья Уайлс, первый судья, который выразил свою точку зрения в этом диспуте, первым упомянул метафору: «Конечно, это не согласуется с естественной справедливостью – то, что незнакомец должен пожинать результаты чужого труда». Следующий судья – судья Астон – красноречиво говорил о «каждом принципе разума, естественной справедливости, морали и общего права». Одинокий диссидент, судья Йейтс затем выразил свой дискомфорт в связи с несогласием со своими коллегами. Судья Йейтс, тем не менее, с увлечением атаковал использование метафорического аргумента, согласно которому все, кто без разрешения используют произведение, защищенное авторским правом, «пиратствуют над прибылью чужого труда и пожинают то, чего они не сеяли»:

«Этот аргумент звучит соблазнительно, он пленяет страстью победы; но впоследствии он будет признан ошибочным, как и все остальные, и в равной степени будет вызывать вопросы. Я с готовностью признаю, «что каждый человек имеет право (!) на плоды своего труда». Но это можно только навязать в соответствии с фиксированным порядком вещей и подчинить общим правам человечества. Он не должен ожидать, что его плоды будут вечными, что он может монополизировать их до бесконечности, что каждое увеличение будет ограничено только им самим и никогда не вернется к общей массе. В этом случае, несправедливость будет лежать на стороне монополиста, который таким образом ограничит все остальное человечество в пользовании естественными и социальными правами».

Судья Йейтс расценил этот вопрос как находящийся исключительно в рамках законодательной власти, отвергая подход с позиции естественных прав и отмечая, что права общества также важны и что существует растущее число проблемных вопросов, которых эта метафора сознательно избегает. Для Йейтса именно законодательный орган определяет, существует ли вообще такое право, и поэтому законодательный орган устанавливает пределы этих прав. Выражаясь метафорически, авторы имели право пожинать плоды только в том случае, если парламент предоставлял им такое право, и только до тех пор, пока это решение не было изменено.

Лорд Мэнсфилд (Mansfield), значительный период времени участвовавший в первых войнах в области авторского права как частный юрист для лондонских книготорговцев, высказывался последним. Он согласился с первыми двумя судьями и отвечал похожим образом, ссылаясь на источник авторского права в общем праве: «Только автор должен получать денежную прибыль за свою собственную изобретательность и труд. Но только потому, что он сказал, что так было, а не потому, что существовала какая-либо правовая основа для этого предложения».

Спустя пять лет та же проблема была поднята в Палате лордов по делу Дональдсона против Беккета, по иронии судьбы связанного с той же работой шотландского поэта Джеймса Томсона «Времена года», на основе которой впоследствии Джозеф Гайдн написал одноименную ораторию. Палата лордов пришла к противоположному в сравнении с делом Миллара против Тейлора выводу, поддержав публику, а не претензии книготорговцев. Из различных замечаний, сделанных в верхней палате, замечания лорда Камдена являются наиболее уместными, поскольку они представляют собой расширенную версию аргументов, выдвинутых лордом Мэнсфилдом и судьей Астоном в деле Миллара против Тейлора – о том, что авторское право не является позитивным правом, существующим исключительно благодаря Статуту Парламента, а скорее основано на фундаментальном общественном принципе, который гласит, что нельзя пожинать то, что не посеял:

«Но говорят, что если бы мы не приняли эту новую систему, это противоречило бы идеям частного правосудия, моральной пригодности и общественного удобства. Но кто имеет право решать такие новые вопросы, если нет других инстанций, кроме моральной пригодности и справедливого права? Я уверен, что это не относится к компетенциям судей общего права. Их функция – изложить истцу позицию закона таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть, в противном случае каждый судья имел бы у себя в голове свой отдельный трибунал, решения которого были бы нерегулярными, неопределенными, и противоречивыми, как умы и нравы человечества. Как бы то ни было, мы находим, что они не всегда соглашаются друг с другом: но представьте, что бы случилось, если бы воля права всегда зависела бы от частного мнения судьи относительно моральной пригодности иска? Каприз, корыстолюбие, тщеславие, хладнокровие по очереди бы брали справедливость под свой контроль, а закон о собственности стал бы самым расплывчатым и произвольным».

Отказ от метафоры в США

В 1909 году, принимая новый закон об авторских правах, Конгресс рассматривал основания для авторского права в Соединенных Штатах:

«Принятие Конгрессом законодательства об авторском праве в соответствии с положениями Конституции не основано на каком-либо естественном праве, которое автор имеет на свои произведения, поскольку Верховный суд [в деле Уитона против Петерса] постановил, что права, которые он имеет, являются установленными на том основании, что благосостояние общественности будет удовлетворено, а продвижение науки и полезных искусств будет обеспечиваться путем предоставления авторам на ограниченный срок исключительного права на их произведения. Конституция не устанавливает авторских прав, но предусматривает, что Конгресс имеет право предоставлять такие права, если он считает, что это является наилучшим выходом. Такие права предоставляются в первую очередь не в интересах автора, но в интересах общественности. Не потому, что это может принести пользу отдельной группе граждан, а потому, что такие решения предположительно принесут благо значительному числу людей при помощи стимулирования творчества и изобретательства и поощрения авторов и изобретателей.»

После этих замечаний Верховный суд отверг аргумент аграрной метафоры в публикации Feist Publications, Inc. против Сельской телефонной службы. Судья О’Коннор писал для суда:

«Может показаться несправедливым, что большая часть плодов труда составителя может быть использована другими без компенсации. Как справедливо заметил судья Бреннан, это не «какой-то непредвиденный побочный продукт законодательной схемы … Это скорее «сущность авторского права»; … и конституционное требование. Главная цель авторского права – не вознаграждать авторов, а «продвигать прогресс науки и полезных искусств».

Эта публикация особенно важна в плане отказа от главной эмоциональной подоплеки аграрной метафоры – того, что пожинать то, что не посеял, это несправедливо по отношению к остальным. Какими бы ни были достоинства метафоры применительно к краже кукурузы с поля, когда она применяется к установленным законом привилегиям, таким как авторское право, несправедливость уже проявляется в другом.

Несмотря на неоднократные попытки отказаться от этой метафоры, призывы к ее использованию продолжаются, скорее всего потому, что метафора – это все, что осталось у тех, чьи юридические аргументы отвергались на протяжении 235-и лет. Цель метафоры – сделать закон об авторском праве тем, что лорд Камден в деле Дональдсон против Беккета, назвал «наиболее расплывчатым и произвольным», путем замены законодательных актов, призывая к «справедливости», об опасности которой в XVII веке писал юрист Джон Селден:

«Равенство – вещь коварная. В законе должна быть мера, на которую мы можем положиться; с другой же стороны, справедливость, которая соответствует тому, как ее представит судья… Это как если бы мы приняли в качестве стандартной меры ступню судьи! У одного судьи длинная ступня, у другого – короткая, у третьего – обычная. Но в сознании судьи все они одинаковы».

Формы метафоры

Метафора имеет две основные формы: (1) авторы должны наслаждаться плодами своих трудов (позитивная форма) и (2) кто-то пожинает то, что не сеял (негативная форма). Недавнее наблюдение лорда Бингхэма в деле Designers Guild Ltd. против Russell Williams (Textiles) Ltd .: «Роль авторского права основана на очень четком принципе: каждый, кто своими способностями и собственным трудом создает оригинальную работу любого вида в течение ограниченного периода времени, пользуется исключительным правом на копирование этого произведения. Никто в течение этого сезона не может пожать то, что посеял владелец авторских прав». В условиях, когда срок действия авторского права рассчитывается исходя из срока жизни автора плюс семьдесят лет, мы говорим о многих сезонах, и в любом случае Бингхэм, похоже, проигнорировал требование Палаты лордов в формулировке «очень четкого принципа», которое было изложено ей 227-ми годами ранее».

Австралийский премьер-министр консульства по науке и технике довел метафору до крайних пределов: «Без закона об интеллектуальной собственности инновация подобна зерну в свободном поле, свободной для использования в качестве пастбища конкурентами, которые не внесли никакого вклада в его культивирование». Разумеется, нет эмпирических доказательств, предлагаемых в поддержку гиперболы, которая в любом случае уклоняется от реальной проблемы, которая состоит в вопросе об объеме и сроке прав, а не в том, должна ли быть какая-либо защита вообще. Следует также отметить, что собственник земли не создавал обрабатываемую землю и тип урожая. Они существовали раньше владельца и переживут его или ее. В знак признания этого и социальной природы всего имущества, Сефер Вайикра, опираясь на Тору (Книга Левит), требует:

«Когда вы пожинаете урожай своей земли, вы не будете пожинать все поле до его краев или собирать крупицы вашей жатвы. Вы не будете рвать свой виноградник или собирать упавшие плоды его; вы оставите их бедным или незнакомцам».

Вопреки мнению, выраженному в австралийских законах, в Торе говорится, что земля находится не в пределах неограниченного права фермера, но, скорее, у фермера есть социальные обязанности делиться тем, что он получил. Понятие о том, что земля принадлежит всем поколениям, а не только тому, которое ее обрабатывает в этот период, также видно из библейского требования «Шмиты», согласно которой каждые семь лет земля в Израиле должна быть невспаханной: не может быть никакой пахоты, посадки или сбора урожая. Любой продукт, который растет естественно, считается «хефкер», то есть бесхозным, и его может забрать кто угодно. Сефер Шмот заявляет: «Шесть лет ты будешь сеять на своей земле и собирать урожай, а на седьмой год ты будешь отдыхать и лежать на невспаханной земле. Пусть люди из твоего народа будут есть, а оставшееся пусть дикие звери едят, и вы должны поступать так же с виноградниками и оливковыми рощами».

Ной Вебстер использовал аграрную метафору для лоббирования своего кузена сенатора Даниэля Вебстера за принятие законопроекта об авторском праве:

«Среди всех способов приобретения собственности или исключительной собственности, действие или операция создания, по-видимому, представляет первое требование. Если что-либо и может предоставить человеку исключительное право на занятие и пользование какой-либо вещью, то это должен быть факт, подтверждающий, что он это сделал. Право фермера и механика на исключительное пользование и право распоряжаться тем, что они производят или создают, никогда не подвергаются сомнению.

В чем же тогда разница между продуктом физического труда и продуктом интеллекта? Если нужно сказать, что покупатель бушеля пшеницы получил не только исключительное право на его использование в пищу, но и право сеять его, увеличивать и получать прибыль, тогда можно сказать, что это верно, но, если он сеет пшеницу, он должен сеять ее на своей земле».

Вебстер упускает из вида существенный факт; что он и все авторы сеют много, что они уже пожинали плоды других, часто совершенно произвольно, а иногда даже без разрешения или платы. Сам Вебстер, создавая свой знаменитый темно-синий словарь, копировал без приписывания или разрешения главный словарь того времени, составленный преподобным Томасом Дилвортом. Как выразился бы Х.Л. Менкен, Вебстер «достаточно убедился в своих достоинствах, чтобы имитировать его, вплоть до цитирования целых пассажей». Вебстер аналогичным образом копировал своего бывшего работодателя Томаса Дичи. Множество строк из книги Дичи 1707-го года «Руководство по английскому языку» были воспроизведены Вебстером, вплоть до шрифта и титульного листа. Вебстер значительно «обворовал» и других авторов, что нисколько не уменьшило его лицемерие по этому вопросу.

Не нужно ссылаться на афоризм Бернарда Шартрского о карликах, стоящих на плечах гигантов, чтобы согласиться с тем, что обоснование предоставления прав только первому гиганту – всего лишь шутка. Как отметил главный судья Апелляционного суда США Фрэнк Истербрук, метафора автора как первопроходца не только ложна, но и вредна для других авторов:

«Интеллектуальный (и художественный) прогресс возможен только в том случае, если каждый автор опирается на работу других. Никто не изобретает даже крошечную долю идей, составляющих наше культурное наследие. Как только работа была написана и опубликована, любое правило, требующее от людей компенсации, замедляет прогресс в литературе и искусстве, делая полезные выражения «слишком дорогими», заставляя авторов заново изобретать колесо и т. д. В каждой работе используются отрывки мыслей от тысяч предшественников, которых слишком много, чтобы компенсировать, даже если правовая система была бы единогласна по этому вопросу, а это не так. Каждая новая работа зависит от других, даже если бессознательно, расширенная защита интеллектуальной собственности также создает определенную возможность свершения того, что стоит судебного процесса – «старые авторы, пытающиеся получить «кусок события» от текущих успехов, – предотвратят или накажут производство новых произведений, даже если иски будут отвергнуты».

Уже давно пора изгнать метафору, корни которой вновь и вновь отвергаются законодательными органами и судами высшей инстанции, а последствия которой вредят самим авторам.

Воры и нарушители, пираты и паразиты

Описание противника как вора, нарушителя, пирата или паразита вызывает мощные негативные реакции, но, как мы увидим в главе 5, эти метафоры обязательно являются оборотной стороной другой метафоры, метафоры собственности. До того, как закон говорит, что у вас что-то есть, нельзя сказать, что те, кто действует вопреки вашим желаниям, являются ворами, нарушителями, пиратами или паразитами. Таким образом, описание человека как вора или нарушителя должно рассматриваться как метафорический шаг в получении имущественных прав, а не, как обычно, результатом уже существующего права собственности. Поэтому, когда Джейми Келлнер, тогдашний генеральный директор Turner Broadcasting, утверждал: «Каждый раз, когда вы показываете рекламу … вы на самом деле крадете программу», он делал ложное заявление, и делал его в попытке криминализировать поведение, которое фактически являлось полностью законным (не говоря уже о том, как можно украсть один продукт, наблюдая за другим продуктом, принадлежащим другому человеку).

Метафора вора использовалась во многих областях и вне авторского права. Одним из примеров этого являются усилия, направленные на то, чтобы описать поведение сотрудников, которые совершают личные звонки или сидят в интернете во время работы, как участие в краже времени их работодателя: «Кража времени крадет деньги так же, как карманная кража… В Америке это самое большое преступление, и пока его жертвы, владельцы и менеджеры Америки, не решат что-то сделать с этим, мы по-прежнему будем обкрадываться».

Преднамеренная ложь, обнаруженная во всех подобных метафорических усилиях, легко идентифицируется: совершение личного телефонного звонка на работе вовсе не является преступлением; называть это преступлением, а тем более американским «самым большим преступлением» для того, чтобы метафорически криминализовать совершенно законное поведение в попытке обвинить рабочих в аморальности – нечестно. Если они аморальны, то с работниками нужно обращаться так же, как мы обращаемся со всеми безнравственными людьми, наказывая их, создавая новые штрафные санкции, создавая новое право собственности у работодателей, право собственности на то, чтобы ваши сотрудники не совершали личные звонки или не сидели в интернете. Сама идея о том, что работника можно приговорить к тюремному заключению за то, что он ответил на звонок от супруга, ребенка или друга, хорошо иллюстрирует имущественную болезнь, которая пронизывает слишком крупный сегмент корпоративной Америки, а также отсутствие какой-либо концепции пропорциональности и искаженное представление о современном государстве как о частной охранной организации.

Канадский профессор права Стивен Ваддамс в книге, хорошо описывающей наше отношение к закону, написал, что, когда возникает спор о нематериальных активах, таких как произведения (защищенные авторским правом) информации или времени, как в вышеупомянутом случае,

«истец всегда стремится классифицировать иск в категориях собственности. Таким образом, поведение подсудимого может быть описано истцом как пиратство, разбой или наглое воровство. Это риторика: фотографирование, ретрансляция телевизионных сигналов, использование конфиденциальной информации или копирование дизайна не могут, по сути или закону, быть пиратством, разбоем или воровством, а если все вышеперечисленное относилось бы к этим категориям, то риторика была бы излишней. Но выбор риторики является демонстративным, указывая на убедительность концепций, связанных с собственностью».

Мнение профессора Ваддамса такое же, как указано выше: описание кого-то в качестве вора или нарушителя является метафорическим шагом в получении имущественных прав, а не результатом наличия первоначального права собственности. Если бы у вас уже было право собственности, собственник подал бы в суд за нарушение этого права и не стал бы расхаживать вокруг, как павлин, громко кричащий о «пиратстве»: иски о пиратстве – это риторический вздор. Они переворачивают с ног на голову взгляд Фрэнсиса Бэкона о роли риторики как применении «разума к воображению» для лучшего воплощения воли.

Английская палата общин, обсуждая Закон о защите авторских прав Великобритании от 1911-го года, предоставляет увлекательный взгляд на это явление, указывает на осведомленность законодателей о неточности таких терминов, как кража и пиратство, а также их метафорической власти. Речь идет о предложении передать владельцам авторских прав физические, несанкционированные копии, сделанные третьими лицами. Уставной язык ссылается на «пиратские копии» и «все пластинки, предназначенные для производства пиратских копий». Депутат парламента Фредерик Гендель Бут возражал и предлагал заменить термин на «несанкционированный». Бут подробно объяснил причину его поправки, в речи, которую имеет смысл процитировать:

«Поправка, в который мы отказываемся от слова «пиратский» и заменяем его, как мне кажется, на более приемлемое слово «несанкционированный» – это поправка, которой я придаю первостепенную важность. Использование слова «пират» рассчитано на создание большого количества предубеждений. Как клеймо это слово прилипает даже к невиновному подсудимому, который проходил по подобному обвинению в суде, даже если ему удается его опровергнуть. Эта идея вызывает у меня возражения. Я рад, что некоторые другие функции были определены, но я скорее удивлен, что выдающийся автор и способный государственный деятель в разработке этого законопроекта должен был выбрать слово, которое я не могу рассматривать иначе как чистый сленг. Я, конечно же, считаю, что законопроект об авторском праве, который при разработке вобрал в себя все наработки университетских мужей, мужей, которые изучали закон, и мужей с разумением, превосходящим разумение такого смиренного исполнителя, как я, должен был быть сформулирован с большей деликатностью при выборе выражений. <…>

Это слово также используется в «Корсаре» Брайона. «Они были пиратами, поющими песню свободы…» Но как это описание может быть применено к бедным людям, стоящим в канаве и пытающимся продать контрафактные копии произведений, которые оглядываются по сторонам каждый раз, чтобы посмотреть, не собирается ли их «схватить» полицейский, который хочет помешать им заработать пенни или полпенни, продавая литературу таким образом на наших великих улицах? Про них никак нельзя сказать, что они олицетворяют благородную идею пирата… Ведь термин «пират» окружен романтикой, и я не могу понять, как он должен применяться к этим людям».

Популярный (и, как мы видим из речи г-на Бута, романтический) взгляд на пиратов был основан на так называемом «Золотом веке пиратства» (1680-1730), в частности на десятилетии с 1715-го по 1725-й гг. Причины золотого века вызывают интерес:

«Одним из факторов был высокий уровень легитимности, который имели в Англии каперство и пиратство. Интересно, что такая островная страна, как Англия, долгое время не имела сильного профессионального флота. Вместо этого большая часть военно-морской силы Англии была сосредоточена в торговом флоте, который был введен в эксплуатацию в качестве каперов. Эта практика восходит к 1243-му году, когда король Генрих III получил лицензию на три частных торговых корабля для ведения войны с Францией. Английская национальная гордость и богатство появились как результат каперской карьеры сэра Фрэнсиса Дрейка против испанцев в 1570-1587-х годах.»

Еще одной ключевой проблемой было расширение европейских империй и их конкуренция между собой. Со времён Христофора Колумба, испанцы были сильнейшими владельцами богатств Карибского бассейна, Мексики и Центральной Америки. Англия, Голландия и Франция желали то, что было у Испании, и нанимали пиратов и каперов для создания колоний в Карибском бассейне. Так, часть испанского богатства была захвачена силой.

На этом фоне легитимности пиратства и каперства в английском обществе, конкуренции за создание национального богатства и империй в конце XVII-го века возникло несколько сил, которые выстроили миф и реальность Золотого Века. Первой была книга, которая бросается в глаза из-за образа мошенника-пирата, который до сих пор имеет силу. Это книга «Пираты Америки» Джона Эсквемелина, опубликованная на голландском языке в 1678-м году, на испанском языке в 1681-м году и на английском языке в 1684-м. Эсквемелин представляет свое произведение в качестве первого упоминания дерзких действий французских, голландских и английских пиратов, совершающих рейды против испанских кораблей и колоний в Карибском бассейне.«Пираты Америки» были очень популярны в то время и подняли капитана Моргана и других до статуса героев в Англии. С тех пор эта высоко романтизированная работа использовалась в качестве основного источника во многих других исторических работах о пиратах. Из-за чрезвычайно позитивного и героического изображения капитанов пиратов, фигурирующих в этой работе, , произведение одновременно популяризировало образ пиратов и затруднило любые попытки разобраться в истории с мифическими пиратами того времени.

Пиратство в эту эпоху было главным образом спонсируемой государством деятельностью. Ричард Закс подробно описал в своей книге «Охотник на пиратов: настоящая история капитана Кидда» мрачную связь между теми, кто зарабатывал на жизнь в открытом море, и правительственными органами. В американских колониях экономика в значительной степени зависела от государственных чиновников и бизнесменов, которые финансировали и обеспечивали официальную защиту капитанам Восточного побережья, захватывающим иностранные суда. В докладе Питера Деланоя, члена Нью-Йоркской ассамблеи, от 1695-го года говорилось: «В этих местах у нас есть партия пиратов, которых называют красноморцами, которые получили большую добычу арабского золота. Губернатор поощряет их, так как они соответствует своему призванию. Один капитан дал ему корабль, который он продал за 800 фунтов».

В нашу эпоху причудливый, плохо понимаемый характер термина «пират» делает его настолько удобным инструментом в копирайтных войнах, несмотря на то, что современные сомалийские пираты захватывают корабли с требованием выкупа. Как писал Давид Кординли во введении к своей книге «Под черным флагом: романтика и реальность жизни среди пиратов»:

«Пираты всегда были неуловимыми персонажами. Они появились неожиданно. Они нападали, грабили и исчезали. Они не оставляли никаких памятных или личных вещей… И все же отсутствие вещественных доказательств не уменьшило таинственного влечения к ним… Большинство из нас никогда не встретит ни одного пирата, и все же мы знаем, или мы думаем, что точно знаем, как они выглядели. Мы узнали о них, когда были детьми. Мы видели их на сцене и на экране… Они вдохновили некоторых из лучших писателей английского языка на две пиратские истории, в частности, на Остров сокровищ и Питера Пэна, которые стали литературной классикой. На протяжении многих лет факты слились с беллетристикой. Неизбежно некоторые из историй буквально растворяются в воздухе, когда их подвергают внимательному рассмотрению. Большинство людей полагают, что пираты заставляли своих жертв ходить по доске, потому что такова судьба, которую капитан Хук планировал для «Потерянных мальчиков», но у пиратов не было времени для таких церемоний».

Хотя в копирайтных войнах нет ничего детского, уровень дискурса в них все же является ребяческим. Метафоры, такие как «пиратский», тем не менее используются для очень взрослой цели – заклеймить одну сторону в дебатах как злую, а другую – как добрую. В битве между добром и злом результаты так же предопределены, как конец голливудских головорезов. Конечно, хорошие парни и плохие парни меняются местами, как и поведение, которое когда-то считалось разумной национальной политикой, а позже стало считаться пиратством. Например, Соединенные Штаты совсем недавно обратились к ценности международной защиты интеллектуальной собственности. С 1790-го по 1891-й год в соответствии с федеральными законами об авторских правах защита произведений иностранных авторов-нерезидентов отсутствовала, в результате чего литература Соединенных Штатов была названа «литературой Варварского берега», а ее граждане – «пиратами книг». Причина отсутствия защиты была прагматичной. В течение первого столетия нашей нации США построили свою книжную индустрию с массовых несанкционированных репродукций зарубежных произведений, в основном, английских книг. Только в 1989-м году Соединенные Штаты полностью скооперировались с международным сообществом авторских прав, присоединившись к Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений. С 1989-го года мы действовали с усердием после обращения Павла (от Саула) по дороге в Дамаск.

Позиция США с 1790-го по 1891-й год вполне соответствовала подходу многих других стран того же и более раннего периодов, когда «пиратство» было официальной политикой многих европейских правительств, оно целенаправленно и беспощадно преследовало цель помочь местным предприятиям. Как Питер Драгос и Джон Брейтуэйт пишут:

«Французы и голландцы перепечатывали английские издания. Голландцы и испанцы перепечатывали французские произведения. Литературное пиратство во многих отношениях было гораздо более эгалитарным предприятием, чем пиратство в открытом море. Не нужно было быть великой морской державой, чтобы заниматься воспроизведением зарубежных произведений. Германия и Бельгия являлись крупными центрами этой деятельности. Ирландцы постоянно были палкой в колесах для английских издателей. Немецкие авторы пострадали от рук австрийцев».

Отбрасывая в сторону эти истории о всеобщей распространенности пиратства, вернемся к современному использованию этого термина в отраслях авторского права, который является попыткой имитировать ложное равенство между нежестокими (и иногда законными) использованиями произведений, защищенных авторским правом, и насильственными преступлениями в открытом море. Цель такого намеренного искажения языка заключается в том, чтобы убедить лиц, ответственных за принятие решений в Соединенных Штатах и по всему мире увеличить наказания за нарушения, и потратить общественные средства для защиты интересов частного бизнеса. К сожалению, заинтересованные индустрии добились определенного успеха в популяризации таких терминов как «пиратство» и «воровство», несмотря на то, что такое ошибочное использование терминов было отвергнуто законодательными органами и судами. <…>

Не следует переоценивать привлекательность метафоры пирата / вора. В деле Курба против MCA Records, Inc. федеральный судья США в Теннесси был вполне увлечен видениями Варварских берегов:

«Но пиратство изменилось со времен варваров. Сегодня нападающий не должен схватить награду своими руками; ему нужно только передать свое замыслы по проводам или по телефаксу, чтобы запустить движение в далекой стране. Subafilms игнорируют эту экономическую реальность и экономические стимулы, лежащие в основе положения об авторском праве, направленные на поощрение создания новых произведений, и трансформируют нарушение права на разрешение использования произведения в требование реального присутствия самого нарушителя. Согласно этой точке зрения, телефонный звонок в Небраску обязывает к ответственности; тот же телефонный звонок во Францию приводит к чьему-то обогащению. На мировом рынке между ними нет практически никакой разницы.»

Решение сложных проблем, поднятых в данном случае (касательно внешнего охвата законодательства США), не поддерживалось ссылками на «варварские берега», и, к счастью, последующий судья пришел к противоположному мнению, также отвергая в процессе затертые до дыр метафоры, используемые для достижения ложного результата. Судьи, соблазнившиеся занять место в битвах между добром и злом, должны вспомнить напутствие судьи Бенджамина Кардозо о том, что судья «не рыцарь, бродящий по своей воле в поисках своего идеала красоты или добра».

Авторы также прибегали к пиратской метафоре. В девятнадцатом веке Марк Твен был одним из немногих американских авторов, читаемых в Канаде и Англии, но из-за отсутствия защиты для иностранных работ в США работы Твена также не были защищены, что побуждало здешних издателей публиковать его работы бесплатно. Твен решил исправить проблему отсутствия гонораров: он подумал, что если бы он был жителем Канады в то время, когда его последняя книга Принц и нищий, была опубликована в этой стране, то она могла бы быть защищена в соответствии с канадским законодательством. Так, в 1881-м году он временно переехал в Монреаль. По прибытии, как известно, он сказал монреальцам на банкете, что «приехал туда, чтобы предотвратить преступление» – оградить и укрепить собственность вопреки литературным пиратам.

Текущая антипиратская кампания предназначена для создания негативной ассоциации в отношении всех действий, не разрешенными владельцами авторских прав, включая случаи, когда использование явно справедливо и поэтому законно, например, некоммерческое копирование для личного использования. Кампанию эту можно проследить в замечаниях, сделанных представителем звукозаписывающей индустрии в ответ на вопрос сенатора Денниса ДеКончини в Сенат-Палате на совместном слушании в 1987-м году по вопросам о цифровой звуковой ленте:

Есть два вида домашней записи. Копирование защищенных авторским правом материалов для коммерческого использования явно незаконно, и я буду стремиться в качестве председателя этого подкомитета защищать владельцев авторских прав от пиратства. Но домашняя лента для личного использования, возможно, является «добросовестным использованием» в соответствии с законами об авторском праве. Каким образом предлагаемое законодательство DAT поддерживает такое различие?

DAT относится к цифровой звуковой ленте. Сенатор ДеКончини задал свой вопрос в ответ на попытки звукозаписывающей индустрии запретить ленту DAT, пока отрасли не будет предоставлено право контролировать ее. Джейсон Берман, тогда возглавлявший Ассоциацию звукозаписывающей индустрии Америки (RIAA), начал свое выступление с нагнетания моральной паники: «DAT представляет собой наиболее значительную техническую угрозу, с которой когда-либо сталкивалась американская музыкальная индустрия. (Следует отметить, что это заявление был сказано почти сто лет назад. В 1906-м году Джон Филипп Соуза сделал то же самое заявление о пьяницах). Создав такого человека-пугала, г-н Берман, конечно, предложил решение – даже большие права для своих клиентов: «В то же время в этом заключается значительная возможность для Конгресса разработать своевременный и однозначно подходящий законодательный ответ, когда мы внедряемся в зону того, что станет следующим этапом проблемы домашнего лентопротяжного устройства, проблемы, которая с годами только усугубилась. Нет никакой большой проблемы для владельцев авторских прав, что поправки к закону об авторском праве, по-видимому, не «излечимы». Ни один настоящий деловой человек не разделяет мнение о том, что закон является окончательным ответом на все экономические вопросы, а также улучшает эффективность бизнеса.

В любом случае, ответ г-на Бермана на вопрос сенатора ДеКончини об определении пиратства, заключался в том, чтобы отвергнуть позицию сенатора ДеКончини и приравнять некоммерческий домашний ленточный конвейер для личного использования к коммерческому массовому контрафакту: «Таким образом, не существует никакого исключения ни для личного, ни для добросовестного использования на дому. Вопреки предпосылке вопроса, нет никакого различия между коммерческим и домашним личным прослушиванием». Сенатор ДеКончини тогда спросил: «Можете ли вы привести любое прецедентное право для предложения о том, что аудиозапись для домашнего использования в некоммерческих целях нарушает Законы об авторском праве?». Г-н Берман ответил: «На эту тему нет прецедентного права, поскольку ни одна звукозаписывающая компания никогда не просила суд решить проблему, которая может быть решена только Конгрессом», г-н Берман затем добавил: «Если бы мы возбудили дело о нарушении в отношении домашней записи, мы бы выиграли дело в соответствии с действующим законодательством». За три года до этого действительно было судебное дело, связанное с домашней записью аудиовизуальных произведений. В данном случае использовался видеомагнитофон Sony Betamax, и Американская ассоциация звукозаписывающих компаний подала краткое заключение, призывающее суд установить ответственность нарушителей. Верховный суд отклонил заявление RIAA, и посчитал, что прослушивание на дому – добросовестное использование.

Летом 2008 года RIAA достала из старого комода клеймо «пиратства», приняв участие в многолетней борьбе за то, чтобы радиостанции платили гонорары за воспроизведение записей. (Радиовещательные компании выплачивают гонорары композиторам.) Конгресс неуклонно отказывался от просьбы Ассоциации, будучи убежденным аргументами радиовещателей (поддерживаемых многими исполнителями) в том, что радиовещание является ценным инструментом продвижения музыкантов. Тем не менее, несмотря на неоднократные постановления Конгресса, который отмечал поведение радиовещателей как правомерное, общественно полезное и ценное для самих исполнителей, звукозаписывающие компании продолжают отзываться о радиостанциях как о пиратах. Пиратство, с точки зрения некоторых владельцев авторских прав, охватывает ту деятельность, которую как Верховный суд, так и Конгресс считают вполне законной. С появлением интернета пиратская метафора вновь стала использоваться, и в настоящее время является доминирующей метафорой для всех несанкционированных применений в Интернете. Тем не менее, это всё та же устаревшая и неадекватная метафора, которая используется в тех же самых целях: чтобы остановить инновации и позволить владельцам авторских прав получать экономические выгоды, которые не положены им по закону.

Источник

Дополнительный материал по запретительству

Запрещать ничего нельзя, вообще ничего нельзя запрещать, кроме вещей, которые носят чисто криминальный характер, и законодатели к этим явлениям так и относятся: как к криминалу. Что касается всяких других проявлений негативного характера, но не попадающих под раздел криминала, то с ними можно бороться только одним способом: противопоставить им более основательную и более ярко изложенную точку зрения.

Президент России В. В. Путин http://news.kremlin.ru/transcripts/46951

Путин В.В. (2013.12.03) -- О запретительстве
Путин В.В. (2013.12.03) -- О запретительстве
Путин В.В.  (2014.11.05) - О запретительстве (Встреча с молодыми учёными и преподавателями истории)
Путин В.В. (2014.11.05) - О запретительстве (Встреча с молодыми учёными и преподавателями истории)
Путин В.В. (2015.07.14) -- Против ограничений в Интернете
Путин В.В. (2015.07.14) -- Против ограничений в Интернете
Зазнобин В.М. (2014.05.31) -- Идею можно победить только более мощной идеей
Зазнобин В.М. (2014.05.31) -- Идею можно победить только более мощной идеей
Величко М. В. -- Чем для власти опасен Час Быка? (Познавательное ТВ)
Величко М. В. -- Чем для власти опасен Час Быка? (Познавательное ТВ)
Величко М. В. -- Зачем нужен список запрещённой литературы? (Познавательное ТВ)
Величко М. В. -- Зачем нужен список запрещённой литературы? (Познавательное ТВ)
previous arrow
next arrow
Путин В.В. (2013.12.03) -- О запретительстве
ВоспроизведениеPlay
Путин В.В. (2013.12.03) -- О запретительстве
Путин В.В. (2014.11.05) - О запретительстве (Встреча с молодыми учёными и преподавателями истории)
ВоспроизведениеPlay
Путин В.В.  (2014.11.05) - О запретительстве (Встреча с молодыми учёными и преподавателями истории)
Путин В.В. (2015.07.14) -- Против ограничений в Интернете
ВоспроизведениеPlay
Путин В.В. (2015.07.14) -- Против ограничений в Интернете
Зазнобин В.М. (2014.05.31) -- Идею можно победить только более мощной идеей
ВоспроизведениеPlay
Зазнобин В.М. (2014.05.31) -- Идею можно победить только более мощной идеей
Величко М. В. -- Чем для власти опасен Час Быка? (Познавательное ТВ)
ВоспроизведениеPlay
Величко М. В. -- Чем для власти опасен Час Быка? (Познавательное ТВ)
Величко М. В. -- Зачем нужен список запрещённой литературы? (Познавательное ТВ)
ВоспроизведениеPlay
Величко М. В. -- Зачем нужен список запрещённой литературы? (Познавательное ТВ)
Прокрутить вверх